Убийство по-римски

В 9.30 началась самая крупная студенческая демонстрация года. Местом сбора была Пьяцца Навона, но так как страсти разгорались, толпа начала извергаться в прилежащую узкую улицу. Группа молодых людей понеслась по ней, колотя по припаркованным елочкой машинам. Он видел сверху, как в толпе бритоголовые призывали вперед. Он стал лихорадочно готовиться к выходу. Не переставая наблюдать за улицей, он влез в пальто. В кармане был шарф. Он прикрыл им нижнюю часть лица. Затем он нашел твидовую шляпу, которую с приезда ни разу не надевал. Он проверил в карманах паспорт и деньги и захватил несессер. На улице теперь был изрядный шум. Группа студентов толпилась вокруг мотоцикла под окном. Они открыли бак и подожгли бензин. Шестеро или семеро окружили наблюдателя. Начиналась драка.

Он слышал звук открывающихся окон и восклицания в соседних номерах.

На площадке и на лестнице было пусто.

Когда он вышел на улицу, мотоцикл полыхал. Толпа била его владельца. Он отбивался и, увидев Суита, закричал.

Суит метнулся в сторону и побежал. Его толкали, оттесняли, и наконец он увяз в общем потоке, устремлявшемся на широкую магистраль. Здесь, не встречая сопротивления, он понесся без оглядки и бежал, покуда не задохнулся.

На перекрестке была пробка. Он увидел в веренице машин пустое такси, пробрался к нему, распахнул дверцу и ввалился на заднее сиденье. Водитель сердито прокричал ему что-то. Он достал кошелек и показал десятитысячелировую бумажку:

— Вокзал!

Машины стронулись с места, задние отчаянно загудели. Водитель жестикулировал, демонстрируя отказ, но все же двигался вместе с общим движением, не переставая кричать что-то непонятное.

И тут Суит услышал сирену.

Полицейская машина была изрядно позади них, но ей давали дорогу. Суит и водитель видели друг друга в зеркальце. Суит обоими кулаками колотил по спине водителя.

— Вперед! — кричал он. — Езжай!

Водитель резко затормозил, и такси со скрежетом остановилось. Полицейская машина подъехала справа, и Суит выпрыгнул в левую дверь.

На миг он показался в потоке уличного движения: хорошо одетый мужчина в английском пальто и твидовой шляпе. Затем на него наехал автофургон.

2

— Врачи полагают, что он не придет в сознание, — сказал Бергарми.

С сообщения о побеге Суита прошло менее получаса. В этот промежуток времени Вальдарно и вице-квестор еще были на точке кипения. Привели Джованни. Небритый, бледный, всклокоченный, он оглядел группу туристов, словно видел ее впервые. Его глаза на миг остановились на леди Брейсли. Он прищурился, ухмыльнулся и поклонился. Она не удостоила его взглядом.

Допрашивал его Бергарми. Вальдарно по временам вступал в разговор. На сей раз перевода не было, и один Аллейн знал, о чем идет речь. Сидевшие на стульях путешественники подавались вперед, напрягались и хмурились, физически демонстрируя глухоту непонимания. И в самом деле, трудно было понять, по какой причине их присутствие здесь было желательным. «Если только мы не станем вновь двуязычными, — думал Аллейн, — и не предполагается некое столкновение».

С Джованни разговаривали угрожающим тоном. Бергарми выстреливал вопросами. Вальдарно сидел, сложа руки, хмурился и время от времени вторгался со своими требованиями, если не угрозами. Джованни то мрачнел, то резко протестовал. Аллейн подумал, что многое из происходящего было бы настоящим подарком для английского адвоката. Допрос дважды прерывался донесениями о новых уличных беспорядках, и квестор вбрасывал в телефон приказы с точностью хорошо запрограммированного компьютера. Аллейн не мог отделаться от чувства, что все трое наслаждаются своей виртуозной игрой перед сбитой с толку, ничего не понимающей публикой.

После продолжительной схватки, которая ни к чему существенному не привела, Джованни неожиданно всплеснул руками, витиевато поклялся в своей безукоризненной честности и дал понять, что собирается чистосердечно во всем признаться.

Слова его оказались величайшим преувеличением. Что он в действительности собирался и не преминул сделать — это обвинить майора Суита в убийстве Себастиана Мейлера. Он заявил, что в то время, как он понятия не имел о побочных занятиях Мейлера и всего лишь добросовестно служил в «Чичероне», ему стало ясно, что между Мейлером и Суитом затеваются темные делишки.

— Что-то подсказало мне, что это так, — заключил Джованни. — У меня чутье на такие вещи.

— Вместо «чутье» читай «опыт», — сказал квестор, и Бергарми почтительно, как младший, рассмеялся. — А что подсказало вам ваше чутье? — злобно спросил Вальдарно и поглядел на Аллейна.

Джованни ответил, что, когда Виолетта набросилась на Мейлера перед входом в храм, Суит следил за этой сценой с живым интересом. Это привлекло его внимание к Суиту. Когда группа спустилась вниз, он прошел в базилику и помолился святому Томмазо, к которому испытывает особые чувства. Тут же он заметил в скобках, что майор Суит — атеист и позволил себе ужасные высказывания о святынях.

— Его высказывания нас не интересуют. Продолжайте.