Убийство по-римски

— Я еще находился в базилике, когда майор Суит вернулся с леди Брейсли, — сказал Джованни и глянул в ее сторону. Суит повел себя странно и отнюдь не вежливо. Он усадил ее в атриуме и сам поспешил назад. Джованни, если ему можно верить, одержимый непонятными предчувствиями, подошел к колодцу в базилике и заглянул вниз — и, к своему изумлению, увидел майора Суита, который, нарушая установленные в храме порядки, влез на перила непосредственно под ним и, по-видимому, вслушивался и всматривался в происходившее в митраистском доме. Было что-то чрезвычайно подозрительное в том, как он воровато слез на пол и пропал из виду.

— Это все пустяки, — сказал Вальдарно и щелкнул пальцами.

— Нет, подождите, — сказал Джованни. Подождать нужно было возвращения группы. Первым поднялся синьор Дорн, который сразу подошел к тете в атриуме. Затем в одиночестве появился майор. Белый. Дрожащий. Взволнованный. В глазах ужасное выражение. Не видя Джованни, он прошел мимо него и выбрался на крыльцо. Джованни подошел к нему и спросил, хорошо ли он себя чувствует. Суит обругал Джованни, спросил, чего ему нужно, и приказал убираться. Джованни прошел в машину и из нее видел, как майор подкрепился из карманной фляжки. Он быстро пришел в чувство и, когда появились остальные участники экскурсии, был совершенно в форме.

— Тогда, синьор квестор, я ничего не мог понять, но теперь, теперь я все понимаю. Синьор квестор, я, — он ударил себя в грудь, погрозил пальцем и необычайно выразительно выговорил свое умозаключение: — Я глядел в лицо убийцы.

Именно в этот момент зазвонил телефон. Бергарми снял трубку, выслушал известие о несчастном случае с Суитом и сообщил начальнику:

— Врачи полагают, что он не придет в сознание.

«Пока мы здесь говорим о выражениях лица, — думал Аллейн, — я сейчас ясно видел, как лицо человека изобразило недоверие и ликование. И это было лицо Джованни».

3

Через пять минут пришло донесение, что Гамильтон Суит умер, не сказав ни единого слова.

Вальдарно снизошел до того, чтобы передать эту новость путешественникам. И снова в атмосфере ощутилось сдерживаемое приличиями облегчение. Барнаби Грант, вероятно, выразил чувства большинства, сказав:

— Ради Бога, давайте не проверять передвижения всех и каждого. Он был противный тип, а теперь выясняется, что он, наверно, убийца. Это ужасно, но дело кончено. Лучше для них — для всех троих — да и для всех остальных, чтобы так оно и было.

Аллейн видел, что Софи с минуту внимательно смотрела на Гранта, а потом, хмурясь, уставилась на собственные стиснутые руки. Барон что-то буркнул в знак согласия, но его жена, потеряв власть над собой, возмущенно воскликнула:

— Ах нет, ах нет! Мы не можем так холодно отделаться от всего! Это трагедия! Это Немезида! Какие ужасы таятся за этой развязкой! — она взывала то к одному, то к другому из присутствующих и наконец обратилась к мужу. Ее глаза налились слезами. — Нет, Геррит, нет! Страшно подумать, — говорила она. — Эта Виолетта, этот Мейлер и этот Суит: они испытывали друг к другу такую ненависть! Такую злобу! Так близко к нам! Мне не по себе даже думать об этом.

— Успокойся, моя дорогая. Все кончилось. Их больше нет.

Он утешал ее на своем языке, нежно потирая, словно согревая, ее большую руку своими ручищами. С этрусской улыбкой он обвел глазами всех находившихся в комнате, словно извиняясь за проявление детского горя. Они неловко заулыбались в ответ.

Вальдарно сказал, что все, без сомнения, понимают, что дело теперь приняло совсем иной характер. Пока нет официального сообщения и дело формально не закрыто, с его стороны неуместно делать категорическое заключение, но тем не менее он чувствует, что как представитель министерства внутренних дел он может заверить, что при дальнейшем разбирательстве никого более излишне не потревожат. Их только попросят подписать заявление по поводу их злополучного приключения. Возможно, им придется дать формальные показания, и они должны приготовиться к этому. А теперь, быть может, они будут любезны подождать в соседней комнате, пока вице-квестор Бергарми подготовит заявление. Он весьма сожалеет…

Он произнес еще несколько округлых периодов в том же духе, и затем все встали и как могли ответили на церемонные слова прощания.

Аллейн остался в кабинете.

— Может быть, это облегчит работу, синьор квестор, — сказал он. — Я к вашим услугам — например, вам потребуется английский текст этого заявления. И поскольку я сам был там, вы понимаете?..

— Вы очень любезны, — начал Вальдарно, но его прервал новый доклад о беспорядках. Бергарми куда-то вышел, и на минуту-две Аллейн остался лицом к лицу с Джованни. Погруженный в телефонный разговор квестор сидел к ним спиной.

— Несомненно, вы тоже напишете заявление? — спросил Аллейн.

— Разумеется, синьор. Напишу все, что на моей совести и как на духу. Это мой долг.

— В нем будет отчет о вашем разговоре с майором Суитом вчера вечером в «Эремо»?

Джованни изогнул шею, как змея. «Сейчас зашипит», — подумал Аллейн. Джованни полузакрыл глаза и зашептал проклятия.

В сотый раз за это утро Вальдарно прокричал: