Убийство по-венециански

- Не следует пить воду со льдом в это время года, - говорит повар.

- Не надо пить шоколад, если страдаешь эпилепсией, - говорит выездной лакей.

- Это смерть от несчастного случая, такие часто случаются в этом городе, - говорит врач.

- Дело сделано, - думает кто-то.

- Беременным не стоит есть вишню, - говорит гондольер-харон, прибывающий по рио Сан Барнаба, чтобы отвезти Катарину к Стиксу.

Ее похороны лишены роскоши и пышности. Погребальный кортеж скользит по густо-зеленой, как плющ, воде, меж красных облупившихся фасадов. Солнце зажигает сиянием львиную голову спереди катафалка и делает невидимым пламя свечей. Люди высовываются из окон, чтобы получше расслышать, как сироты из Пьета[21], стоящие в большой лодке и полускрытые нинцолетто[22], спадающими им с головы на спину, поют Miserere двойным хором, на манер Адриана Виллерта. Других участников процессии, чьи гондолы следуют за погребальной лодкой, разглядеть невозможно: они скрыты от глаз в фельце[23].

«Мiserer nobis, Domine[24]», - выпевают сироты с фиоритурами[25], апподжиатурами[26], воркованием и глиссандо[27], а вода плещет, квохчет, булькает, клокоча, как в агонии, и весло сухо постукивает в форколе[28]. Летняя жара угнетает мох, блестящий на стенах после отлива, и тяготит иззубренный, как венчик гвоздики, город, тяжко нависший над тяжелыми водами и тинистым дном лагуны. Очистившись в пламени этого пекла, будто бы уже необратимого и выходящего за все грани возможного, дух устремляется в эфир, подобно птице. В своей неумолимой ясности он парит над бренными телами, придавленными собственной тяжестью и обреченными пыткой зноя на молчание. Когда уже становится виден силуэт Сан Микеле, словно вырезанный из бумаги-гофре пряничного цвета, комиссар на Джудекке забирает тридцать пять тюков шелка-сырца, тайно для него приготовленных. Ничтожный расход, ведь владения во Фриуле, например, представляют куда большую ценность.

Однако Морелло Де Луиджи, сообщник Мартинелли, по неосторожности доверился своей любовнице, а этого никогда не следует делать. Сестра этой женщины - камеристка Катарины Пеллегрини. Иногда достаточно одного взгляда, одного намека, едва уловимого жеста, и Мартинелли это известно.

Уже давно звон Реалтины с заходом солнца известил о закрытии лавок и контор, но на втором этаже некой прядильни все еще горит лампа. Сквозь небольшие оконные стекла на вымощенный кирпичом двор падает желтый отсвет, а на стенах кабинета вздымается до потолка чья-то тень, пересеченная тенями открываемых и вновь закрываемы учетных книг.

Хорошо, что вовремя от нее избавились - она, без сомнения, все прознала об этом деле, обо всех делах. Она была не так глупа, как могло показаться, но если бы все же она проговорилась, я бы об этом узнал. Пусть отправляется к дьяволу

Вот он в маленьком кабинете берет черную книгу, затем красную, подкручивает фитиль лампы. Сансопетро, десять тюков и два рулона по пять. Ферро, четыре тюка (к оплате). Морелло Де Луиджи - сто фунтов необработанной пряжи. Когда-то сам он очень искусно помог своему бывшему хозяину в его мошеннической афере, хоть та и была крайне опасной для них обоих. Однако всякий игрок любит риск. Поставщик уговаривался о том, чтобы ввезти через одни ворота Арсенала такелаж, который уже был зарегистрирован при ввозе через другие ворота. Все могло закончиться пытками и казнью, но им повезло.