Убийство под аккомпанемент. Маэстро, вы – убийца!

– Но боюсь, есть одно условие. Надеюсь, вы все поймете и проявите уважение. Тех из вас, кто непосредственно общался с Риверой либо имел доступ к револьверу, из которого стрелял лорд Пастерн, равно как и тех, кто, как нам по веским причинам представляется, так или иначе имеет отношение к обстоятельствам, приведшим к смерти Риверы, проводят домой офицеры полиции. Мы позаботимся о получении ордеров на обыск помещений. Если подобная мера покажется необходимой, мы к ней прибегнем.

– Самая что ни на есть полнейшая чушь… – начал лорд Пастерн, но Аллейн его прервал:

– Из всех вас под это определение подпадает лорд Пастерн и его гости, мистер Морено и мистер Скелтон. Полагаю, это все. Благодарю вас, леди и джентльмены.

– Будь я проклят, если стану с таким мириться. Слушайте, Аллейн…

– Прошу прощения, сэр. Боюсь, я вынужден настоять.

– Джордж, – вмешалась леди Пастерн, – ты по множеству поводов вступал в прения с законом и всякий раз выставлял себя на посмешище. Поедем домой.

Лорд Пастерн с отстраненным видом рассматривал жену.

– У тебя сетка для волос выпросталась, – указал он, – и над талией что-то выпирает. Вот что бывает, когда носишь корсет, я всегда говорил.

– Я по крайней мере, – обратилась леди Пастерн к Аллейну, – готова принять ваше условие. И уверена, мои дочь и племянница тоже. Фелиситэ! Карлайл!

– Фокс! – сказал Аллейн.

С полным самообладанием она прошла к двери и там выжидательно остановилась. Фокс переговорил с мужчиной в штатском, который тут же куда-то вышел. Фелиситэ протянула руку Эдварду Мэнксу.

– Нед, ты поедешь, правда ведь? Ты побудешь с нами?

После минутной заминки он взял ее руку.

– Дорогой Эдвард, – сказала от двери леди Пастерн, – мы были бы очень признательны.

– Конечно, тетя Сесиль. Разумеется.

Фелиситэ все еще не выпускала его руку. Он посмотрел на Карлайл.

– Идешь? – спросил он.

– Да, конечно. Доброй ночи, мистер Аллейн, – сказала Карлайл.

– Доброй ночи, мисс Уэйн.

Они вышли, следом двинулись мужчины в штатском.

– На пару слов, мистер Скелтон, – сказал Аллейн. – Остальные, – он повернулся к «Мальчикам», официантам и светооператору, – могут идти. О дознании вас оповестят. Извините, что задержал вас так долго. Доброй ночи.

Официанты и электрик тут же удалились. Музыканты двинулись как единое целое.

– А как же Морри? – спросил Хэппи Харт.

– Он крепко спит, и его придется расталкивать. Я позабочусь, чтобы его отвезли домой.

Помявшись, Харт уставился на свои руки.

– Не знаю, что вы подумали, – сказал он, – но он в порядке. Я про Морри. С ним правда все путем. Я хочу сказать, он чересчур себя загоняет, если можно так выразиться. Он очень нервный тип, наш Морри. Страдает бессонницей. Даже принимал таблетки от нервов. Но он в порядке.

– Они с Риверой ладили?

Музыканты ответили хором:

– Да-да. Конечно. У них все было путем.

А Харт добавил, что Морри был очень добр к Карлосу и дал ему его большой шанс в Лондоне.

Все «Мальчики» пылко согласились с этим заявлением – за вычетом Скелтона. Последний стоял поодаль от коллег, а они старались на него не смотреть. Он был высоким и смугловатым малым с узкими глазами и острым носом. Рот у него был маленький и тонкогубый. Еще он малость сутулился.

– Ну, если это все, – неловко сказал Хэппи Харт, – мы прощаемся.

– Их адреса мы записали, так, Фокс? Хорошо. Спасибо. Доброй ночи.

И вереницей, с инструментами в руках, они вышли. В былые дни, когда клубы при ресторанах вроде «Метронома», «Квагса» или «Унгарии» закрывались не ранее двух ночи, «Мальчики» работали ночи напролет, а после иногда отправлялись играть в частные дома. Это были лондонцы, которые разъезжались по домам с бледными лицами и проступающей щетиной в тот час, когда вода веером разлетается из гигантских шлангов по Пиккадилли и Уайтхоллу. Единственно трезвые среди ночных гуляк, они ложились в кровать, когда позвякивали первые тележки молочников. Летом они раздевались на рассвете, когда только-только чистили перья воробьи. С таксистами, гардеробщиками, официантами и комиссарами полиции их роднила утрата всяческих иллюзий.

Аллейн посмотрел им вслед, потом кивнул Фоксу, на что тот обратился к Цезарю Бонну и Дэвиду Хэну, мрачно притулившимся у двери в контору.

– Возможно, джентльмены согласятся пройти внутрь, – предложил он.

Они покорно поплелись следом за ним, а Аллейн повернулся к Скелтону:

– Так вот, мистер Скелтон.

– С чего это вам взбрело, – сразу ощетинился Скелтон, – меня задерживать? У меня дом есть, как и у всех остальных. Хотя как я туда, черт побери, попаду, никого не интересует.

– Мне очень жаль. Знаю, вам очень неприятно, но ничего не поделаешь.

– Не понимаю почему.

Дверь открылась изнутри, и вышли двое полицейских, между ними расхлябанной марионеткой повис Морри Морено. Лицо у него было мертвенно-бледное, глаза полуоткрыты. Он тяжело дышал ртом и издавал жалобные звуки, совсем как обиженный ребенок. За ними на пороге показался доктор Кертис. Из офиса всю сцену наблюдали Бонн и Хэн.

– В порядке? – спросил Аллейн.

– Сойдет. Только наденем на него пальто.