Убийство Принца Оборотня

Принц стоял в дверном проеме, указывая на пол перед своими ногами. Его глаза впились в меня, отблеск вызова вызвал дрожь у меня по спине.

Он звал меня как собаку. И он знал, что я это понимаю.

Предполагалось, что я откажусь прийти, может быть, скажу что-то вроде

— Я не собака, ты же знаешь. — Тогда он подойдет сюда и вытащит меня за руку.

Я хочу сломать тебя.

Но я бы не стала ломаться. Я бы победила его в его же игре.

Поэтому я улыбнулась, поднялась на ноги и направилась к нему, не обращая внимания на то, как кружится комната.

Его губы сжались. Брови опустились.

Я испортила ему веселье. Моя улыбка стала шире, и в этот момент я скучала по своим острым клыкам. Они нарисовали бы идеально порочную картину, соответствующую моему идеально порочному удовольствию.

Он вздернул подбородок.

— На четвереньки.

Селестин коротко вздохнула.

— Это действительно не…?

— Руки и колени. — Он выговаривал слова так, словно получал удовольствие от того, что нарушал их там, где не мог сломать меня.

Я опустилась на колени и не спеша подползла к нему, как будто наслаждалась каждой минутой. И когда я увидела, как от этого раздуваются его ноздри, я сделала.

Когда я добралась до его ног, я посмотрела на него широко раскрытыми и невинными глазами, как будто не понимала, насколько сильно я его разозлила.

Его раздражение сквозило в напряженных мышцах, ровной линии рта, сжатых в кулаки руках.

— Спасибо, Селестин. — Он склонил к ней голову, прежде чем распахнуть дверь. — Вставай — я не собираюсь ждать, пока ты доползешь до моих покоев.

О, нет. Он хотел, чтобы я стояла на четвереньках, и так я и останусь. Назови это злонамеренным послушанием.

Я вылезла вслед за ним и через плечо улыбнулся Селестине. Она помахала и прикрыла ухмылку рукой.

Принц сделал несколько шагов, затем остановился и развернулся.

— Какого хрена ты…? — Он фыркнул. — Я сказал, вставай.

Я продолжала ползти.

В тишине его блестящие черные ботинки вторглись в мое пространство, и прежде чем я успела поднять взгляд, чья-то рука обхватила меня за талию и подняла на ноги. Я не смогла удержаться от визга и возненавидела себя за это.

Особенно когда я приземлилась у него на плече и обнаружила, что он оглядывается на меня с ухмылкой. Этого тихого, жалкого звука протеста было достаточно, чтобы доставить ему удовольствие. Это не был звук того, как я ломаюсь, но для него это был звук образующейся трещины.

Я стиснула челюсти, чтобы не издавать никаких других звуков, которые могла бы издавать, когда он шагал по коридору, обхватив рукой мое бедро.

— От тебя разит ежевичным вином. Чем еще она тебя угощала?

Подперев щеку рукой, я смотрела туда, откуда мы пришли, и отказывалась отвечать.

Его резкий выдох заставил меня почувствовать себя немного лучше.

Он задал мне еще несколько вопросов по дороге в свои покои, и я хранила молчание. Когда мы приехали, он разделся, повернувшись ко мне спиной, как будто не мог смотреть на меня.

Это меня идеально устроило.

Я одернула платье, отметив отсутствие фиолетовых пятен, хотя я определенно пролила свой напиток. Селестин, должно быть, использовала свою магию, чтобы почистить его. Несмотря на дремоту, мои конечности все еще казались тяжелыми и нечеткими, и я была рада заползти под одеяло в изножье кровати.

— Нет. Не сегодня. — Он по-прежнему стоял ко мне спиной. Его мышцы были напряжены, плечи расправлены. — Ты вызвала мое неудовольствие, поэтому будешь спать на полу. Кровать — это привилегия на тот случай, если ты хорошо себя ведешь.

Делить с ним постель было привилегией? Я фыркнула. Пусть он гадает, над чем я смеялась — это мучило бы его больше, чем любые слова. Я схватила свое одеяло и устроилась поудобнее перед камином.

Вместо образов его смерти, ожидающих за моими веками, я увидела Зиннию. Длинные каштановые волосы. Такие же глаза. Небольшая шишка на ее носу, куда она упала, изучая шелк. Едва заметный шрам на подбородке от той же аварии. Это был самый четкий шрам, который я видела у нее за долгое, долгое время.

Я убью его ради тебя. Я заставлю его страдать.

Но она покачала головой и растворилась в темноте, оставив меня одну.

Лучшая часть двух недель проходила по аналогичному циклу. Я следила за ним весь день, служа и повинуясь со злобным энтузиазмом. Он злился и оставлял меня с Селестиной на следующий день. Я следила за ним весь день…

Так продолжалось до утра бала, о котором упоминали друзья Селестины, когда он проснулся в отличном настроении, несмотря на то, как сильно я разозлила его накануне.

Это взвинтило мои нервы, и я чуть не упала со стойки на руках.

Сидя в кровати и наблюдая, как я, раскачиваясь, выполняю упражнения, он улыбнулся. При этом показалось слишком много зубов, ярко выделяющихся на фоне его золотистой кожи.

— Возможно, тебе стоит пропустить сегодня свою тренировку, маленькая птичка. Тебе понадобятся силы. — С этими словами он вскочил с кровати и исчез в ванной.

Мне показалось, что я слышала, как он поет из душа.