Убийство Принца Оборотня

Не разжимая губ, он подвел меня к дивану и опустил так нежно, что у меня снова возникло странное ощущение в затылке. Он опустился на колени рядом со мной, сведя брови.

— Веди себя прилично. — Кончики пальцев и когти прошлись по краю моей щеки. — Береги себя — а еще лучше, позволь Селестине позаботиться о тебе. Не выходи на улицу. Оставайся у огня. — Он взял меня за подбородок, золотистые глаза блуждали по моему лицу, опускаясь к губам.

Он собирался меня поцеловать?

Я бы не отстранилась — не отступала, — но все же.

Твердо кивнув, он ушел.

И я понятия не имела, что с этим делать… что бы это ни было.

Селестин, задумчиво прищурившись, некоторое время наблюдала за мной, затем оглянулась на дверь, которую он закрыл за собой.

— Ну. — Пожав плечами, она повернулась и принялась хлопотать надо мной, принося одеяла и тарелки с едой, стакан воды и чашку дымящегося кофе.

Я ела, пила и болтала с ней, но все это время это странное ощущение ползло у меня по затылку.

Неправильность. Вот что это было.

Непреодолимое чувство неправильности.

Сефер. Принц. Его королевская колючесть заключалась в том, что он был добр ко мне. И я имела в виду хороший. Это было не просто желание, заставляющее его прижимать меня к себе, ласкать и делать то, что может быть ошибочно истолковано как приятное. Это было…

Странно.

— Почему ты хмуришься? — Спросила Селестин, разливая по чашкам из кофейника. Бледно-голубая глазурь соответствовала мягкому оттенку ее глаз. — Ты выглядишь озабоченной этим утром.

Я прикусила губу. Спросить было бы проявлением слабости? Спросить его, конечно, но, возможно, я была в безопасности, спросив ее.

— Это он. — Я кивнула в сторону двери, за которой он исчез час назад. — Он… милый.

Ее пристальное внимание оставалось прикованным ко мне на мгновение дольше, затем она выпрямилась, глаза расширились.

— О, это все? Я думала, ты собираешься сказать что-то еще. — Она усмехнулась, нахмурив брови. — Я не уверена, что понимаю твое замешательство. Сефер может быть милым. При случае.

— Но для меня? — Я зачерпнула свою чашку, вздыхая от того, что ее тепло впиталось в мои пальцы. — Нет, это ненормально. После всего, почему он вдруг стал добр ко мне?

Она наклонила голову, в ее глазах промелькнуло напряжение, когда она наблюдала за мной.

— У него есть свои причины.

— Которое, я полагаю, ты знаешь. Расскажи мне.

Она опустила глаза, наливая сливки в свой кофе.

— Я не собираюсь говорить за Сефера. Как бы ты мне ни нравилась, я лояльна к нему.

— Лояльность? К нему? — Я фыркнула. — Ты же видела, как он обращается с людьми, верно?

Она изогнула изящную бровь.

— «Люди» или только ты?

— Он ранил одного из своих людей, когда приносил меня с холода. Думаю, сильно.

— Вообще-то, убил его. — Она пожала плечами и сделала глоток. — Но я слышала, что этот мужчина угрожал тебе, так что… — Она сделала жест, как бы говоря, что это все оправдывает.

Он убил просто за то, что тот заговорил. Не просто человека — члена его двора.

Столь долгое стремление к мести превратило меня в нечто чудовищное, потому что мысль об этом не ужасала меня так сильно, как должна была бы. Да, у меня внутри все сжалось от шока из-за того, что он так небрежно отнял жизнь.

Но этот изгиб сжался в крепкий кулак, который собрал всю мощь реакции Сефера и удержал ее. Тот факт, что он убил ради меня, женщины, которая пыталась убить его и все еще собиралась это сделать.

Я провела десятилетие, одержимая им, и теперь эта одержимость отразилась на мне.

Опьянение от этого потекло по моим венам, теплое и восхитительное.

Однако одержимость не требовала вежливости. Он мог бы оставить меня в изножье кровати. Он мог бы приказать мне ползти сюда. Ему не нужно было так нежно гладить меня по щеке или оставлять такие подробные указания по уходу за мной.

Я сжала челюсти и встретиласт взглядом с Селестиной.

— Значит, он убил мужчину из-за нескольких слов. — Я сморщила нос, как будто этот факт вызвал у меня отвращение, как и должно было быть. — Он злобный монстр.

Она рассмеялась, но веселье на ее лице было холодным, покрытым инеем, как мои ботинки.

— Сефер — мой брат во всем, кроме крови. Плохо отзываться о нем — значит плохо отзываться о моем суждении и о ком-то, кого я люблю. — Ее чашка звякнула о блюдце, когда она ставила ее на стол. — Тебе не мешало бы это запомнить.

Несмотря на ее хрупкость, в сердце Селестины была сталь.

Я удерживала ее взгляд так долго, как только могла, ища какой-нибудь признак того, что ее запугали или обманом заставили защищать его.

Но нет. Нет. И раньше я не видела никакого намека на это.

Каким-то образом Сефер внушил Селестине искреннюю преданность. Остальных я могла понять — многие из здешнего народа пришли сюда, потому что им не рады были в других местах Эльфхейма, из-за их нечеловеческой внешности. Они остались, чтобы хорошо провести время, живя под крышей принца.

Но Селестин?

Ее бы приветствовали в столице. Ее не заставляли жить здесь. И она казалась уравновешенной. Умной. Доброй… хотя и со странным взглядом фейри на то, что представляет собой доброту.