Мартин Даффи родился в графстве Мерсисайд. У него было трудное детство, в котором он проявлял признаки психической ненормальности: был замечен в краже, сбегал из дома, агрессивно себя вел. Когда ему исполнилось пятнадцать, он вышел из дома, сказав, что пойдет в библиотеку, добрался автостопом до Лондона и через неделю был направлен в «Сохо-Проджект», где ему оплатили проезд обратно до Биркенхеда. Отец отдал его на усыновление в другую семью, и вместе с этим он посещал школу для трудных подростков. Не раз его осматривал психиатр. Когда его отчислили из школы, он вернулся домой и некоторое время работал младшим продавцом.
Во многом Мартин ничем не отличался от тысяч других юношей, проходящих через трудный подростковый период: обычно они выходят из него потрепанными, но закаленными. Мартин часто посещал гомосексуальные клубы в Ливерпуле и не спал ночами (отчего пристрастился к валиуму), но поддерживал переписку с социальным работником из Лондона, что говорит о его чувствительности и интеллекте. Следуя совету этого работника держаться подальше от Лондона, он прошел курс ресторанного дела и почти сумел построить долгосрочные отношения с одной девушкой. Впервые в жизни его будущее обещало стабильность. Он и внешне, и внутренне преодолевал свои проблемы, но у него случился рецидив после допроса в полиции, когда он не заплатил за проезд на электричке. В мае 1980-го он собрал свой чемодан, включая кухонные ножи, которые приобрел на кулинарных курсах, и сообщил семье, что будет жить в Нью-Брайтоне. 13 мая он уехал, и больше они его никогда не видели. Каким-то образом он оказался в Лондоне. Если бы он связался со своим социальным работником, все могло бы закончиться хорошо, но он этого не сделал. Вместо этого он спал на вокзале, а потом, несколько дней спустя, встретил Денниса Нильсена, когда Нильсен возвращался с конференции профсоюзов в Сауспорте.
Нильсен вспоминает, что Мартин Даффи тогда выпил с ним только две банки пива в их совместный вечер. После этого юноша отправился спать.
Помню, как сел на него верхом (его руки, должно быть, застряли под одеялом). Я душил его со всей силы, в полной темноте – только один настенный светильник горел внизу. Сидя на нем, я почувствовал, как моя задница намокает: его моча просочилась сквозь одеяло и ткань моих джинсов. Когда он полностью обмяк, я оттащил его за ноги к краю платформы и начал спускаться. Взвалил его к себе на плечо и отнес вниз. Он был без сознания, но все еще жив. Я положил его на пол, наполнил кухонную раковину водой, подтащил его туда и сунул его голову в воду, удерживая его так, наверное, минуты три-четыре. Затем я взял его на руки и отнес в комнату. Снял с него носки, джинсы, рубашку и нижнее белье. Отнес его в ванную. На этот раз я залез в ванну вместе с ним, уложив его сверху. Я вымыл его. Хотя мы оба были мокрыми, я каким-то образом сумел вытащить его скользкое тело и взвалить на плечо, чтобы отнести в комнату. Посадил его там на стул и вытер нас обоих. Я уложил его на кровать, но не стал укрывать одеялом. Он все еще был очень теплый. Я стал разговаривать с ним и сказал ему, что никогда еще не видел столь молодо выглядящего тела. Я целовал его и обнимал. Я мастурбировал, сидя на его животе. Временно хранил его в шкафу. Два дня спустя, когда я заглянул в шкаф, он успел жутко раздуться. Так что он отправился прямиком под половицы.
Нильсен выбросил ножи Даффи, но сперва позволил им заржаветь.