Франц Фердинанд был генерал-инспектором, поэтому сразу бросалось в глаза отсутствие высших армейских офицеров. По существующей традиции в траурный кортеж должны были входить офицеры, представляющие все полки, в которых он служил; во всяком случае, надлежало присутствовать представителям всех родов войск армии и военно-морского флота. Заручившись поддержкой императора, Монтенуово отказал погибшим в этих почестях: София при жизни не имела права разделять воинские почести, полагающиеся ее мужу, и сейчас императорский двор решил, что она не могла разделить их с ее супругом и в смерти. Офицеров из 7-го лейб-гвардейского уланского полка, чтобы предотвратить их присутствие, обязали находиться в своих казармах, хотя через два дня их вызвали в Вену для участия в общей похоронной процессии. Не так давно были убиты девять низших офицеров нарождающихся имперских военно-воздушных сил, на их похоронах присутствовали самые высокопоставленные армейские чины. Но в случае с эрцгерцогом, для того чтобы встречать поезд и вынести из него гробы к траурным катафалкам, были допущены только низшие офицеры, не занимавшие важных должностей.
Стояла теплая ночь. На городском небосклоне висела тусклая луна, освещающая мрачные сцены, разыгрывающиеся на земле. На первый взгляд, когда траурная процессия прошествовала по улицам Вены, зрелище казалось очень впечатляющим. Слуги в расшитых золотом ливреях шли впереди кортежа, высоко подняв мерцающие фонари; за ними следовала небольшая группа офицеров 7-го лейб-гвардейского уланского полка; придворные верхом на лошадях, экипажи с адъютантами и официальными лицами императорского двора. Шесть черных лошадей везли два траурных катафалка. Гроб, в котором покоился Франц Фердинанд, был больше и выглядел гораздо солиднее, чем гроб Софии, покоящийся на катафалке поменьше. Пять унтер-офицеров и двенадцать лейб-гвардейцев с обнаженными саблями и алебардами по бокам кортежа печатали шаг по булыжной мостовой. Шествие замыкали снова слуги с фонарями, экипажи с придворными и лейб-гвардейцы уланского полка.
Процессия вышла из Бельведера и достигла Хофбурга, когда куранты пробили одиннадцать. Процессия миновала ренессансные
Белые стены часовни были драпированы черным крепом, черный бархат с вышитым на нем гербом эрцгерцога покрывал алтарь. Катафалк, закрытый золотой тканью, располагался перед алтарем; над ним был натянут позолоченный балдахин. Свечи в высоких серебряных подсвечниках заливали траурные катафалки мягким, мерцающим светом, освещая и почетный караул: десять лейб-гвардейцев пикинеров в красных мундирах и белых бриджах и десять венгерских лейб-гвардейцев в ярко-красных с серебром мундирах, в доломанах, накинутых на плечи; головы склонены, руки в перчатках сжимали обнаженные мечи.
И опять же все казалось очень торжественным, но первое впечатление было обманчивым. Как рассказывала дочь одного дипломата, фамильные гербы погибших выглядели так, «словно их изобразил неумелый ребенок». Тела лежали в тех же неодинаковых гробах, в которых они были доставлены из Сараево. Когда их привезли в Вену, ничто не мешало поместить их в другие гробы, но большой, из позолоченной бронзы гроб эрцгерцога и маленький, серебряный и менее украшенный гроб Софии должны были напоминать об их неравном статусе. Но это было не единственное отличие: постамент, на котором покоился гроб Франца Фердинанда, был больше и на восемнадцать дюймов выше, чем тот, на котором покоился гроб Софии, — еще одно тонкое напоминание о морганатическом статусе супруги эрцгерцога. Перед гробом Франца Фердинанда лежали массивные, красные с золотом, бархатные подушки, на которых лежали символы его императорского статуса и воинского положения: корона эрцгерцога, шляпа адмирала, шляпа генерала, его церемониальный меч, медали и награды. Перед гробом Софии также лежали подушечки, но на них располагались лишь предметы, символизирующие ее как простую благородную даму, — ее черный веер и пара белых перчаток.