— Умоляю вас, — сказал он тихо, — доверьтесь мне. Снова молчание. Его нарушила наконец миссис Экройд.
— Я должна сказать, — плаксиво заговорила она, — что отсутствие Ральфа странно, очень странно. Скрываться в такое время! Мне кажется, за этим что-то есть. Я рада, Флора, дитя мое, что ваша помолвка не была объявлена официально.
— Мама! — гневно вскричала Флора.
— Провидение! — заявила миссис Экройд. — Я глубоко верю в провидение — божество, творящее наши судьбы, как поэтично выразился Шекспир.
— Но вы же не предполагаете, что провидение сотворило это само, без посторонней помощи? — рассмеялся Реймонд.
Он, как я понимаю, просто хотел разрядить обстановку, но миссис Экройд взглянула на него с укором.
— Флора избавлена от массы неприятностей. Ни на минуту я не усомнилась в том, что дорогой Ральф неповинен в смерти бедного Роджера. Я не думаю о нем плохо. Ведь у меня с детства такое доверчивое сердце. Я не верю дурному ни о ком. Но, конечно, следует, помнить, что Ральф еще мальчиком попадал под бомбежку. Говорят, это иногда сказывается много лет спустя. Человек не отвечает за свои действия. Понимаете, не может взять себя в руки…
— Мама! Не думаешь же ты, что Ральф…
— Действительно, миссис Экройд… — сказал майор Блент.
— Я не знаю, что и думать, — простонала миссис Экройд. — Если Ральфа признают виновным, интересно, к кому отойдет поместье?
Реймонд резко отодвинул стул. Майор Блент был невозмутим, но очень внимательно поглядел на миссис Экройд.
— Это как при контузии… — упрямо продолжала миссис Экройд. — Притом Роджер был скуп с ним — из лучших побуждений, разумеется. Я вижу, вы все против меня, но я считаю исчезновение Ральфа очень странным и рада, что помолвка Флоры не была объявлена.
— Она будет объявлена завтра, — громко сказала Флора.
— Флора! — в ужасе вскричала ее мать.
— Будьте добры, — обратилась Флора к секретарю, — пошлите объявление в «Таймс» и в «Морнинг пост».
— Если вы уверены, что это благоразумно, мисс Экройд, — ответил тот.
Флора импульсивно повернулась к Бленту.
— Вы понимаете, — сказала она, — что мне остается делать? Я же не могу бросить Ральфа в беде. Правда?
Она долго, пристально смотрела на Блента, и наконец он кивнул.
Миссис Экройд разразилась визгливыми протестами, но Флора оставалась непоколебимой. Наконец заговорил Реймонд:
— Я ценю ваши мотивы, мисс Экройд, но не поступаете ли вы опрометчиво? Подождите день-два.
— Завтра, — звонко сказала Флора.
— Мама, бессмысленно вести себя так. Какой бы я ни была, я верна своим друзьям.
— Месье Пуаро, — всхлипнула миссис Экройд, — сделайте же что-нибудь!
— Все это ни к чему, — вмешался Блент. — Мисс Флора совершенно права. Я целиком на ее стороне.
Флора протянула ему руку.
— Благодарю вас, майор Блент, — сказала она.
— Мадемуазель, — сказал Пуаро, — позвольте старику выразить свое восхищение вашим мужеством и преданностью друзьям. И надеюсь, вы поймете меня правильно, когда я попрошу вас, настойчиво попрошу, отложить это объявление на день или два. Поверьте, я прошу вас об этом в интересах Ральфа Пейтена, — столько же, сколько и в ваших, мадемуазель. Вы хмуритесь. Вы не понимаете, как это может быть. Но уверяю вас, это так! Вы передали это дело в мои руки и не должны теперь мне мешать.
— Мне это не по душе, — немного помолчав, сказала Флора, — но будь по-вашему.
— А теперь, месье и медам, — быстро заговорил Пуаро, — я продолжу. Поймите одно, я хочу дознаться до истины. Истина, сколь бы ни была она ужасна, неотразимо влечет к себе ум и воображение того, кто к ней стремится. Я уже немолод, мои способности, возможно, уже не те, что прежде… — Он явно ожидал, что за этим последует взрыв возражений.
— Вполне вероятно, что это дело будет последним, которое я расследую. Но Эркюль Пуаро не из тех, кто терпит поражение. Повторяю: я намерен узнать истину. И я ее узнаю, вопреки вам всем.
Он бросил последние слова нам в лицо, как обвинение. Я думаю, что все мы немного смутились — все, кроме Реймонда, тот остался совершенно невозмутимым.
— Что вы хотите этим сказать — «вопреки нам всем»? — спросил он, слегка подняв брови.
— Но… именно это, месье. Все находящиеся в этой комнате скрывают от меня что-то. — И он поднял руку в ответ на ропот протеста.
— Да, да, я знаю, что говорю. Может быть, это нечто неважное, пустяки, по-видимому не имеющие отношения к делу, но, как бы то ни было, каждый из вас что-то скрывает. Я не прав?
Его взгляд — и вызывающий и обвиняющий — скользнул по нашим лицам. И все опустили головы. Да, и я тоже.
— Вы мне ответили, — сказал Пуаро со странным смешком. Он встал:
— Я взываю ко всем вам. Скажите мне правду, всю правду! — И после паузы:
— Ни у кого нет желания что-нибудь сказать?
Он снова рассмеялся негромко и резко.
— Cest dommaqe,[7]
— сказал он и ушел.13. Стержень гусиного пера