Убийство Роджера Экройда

— А! Мы не принимаем этого всерьез, не так ли, мой друг? Это было явное оправдание, выдуманное в спешке женщиной, почувствовавшей необходимость объяснить свое присутствие, на которое, между прочим, вы бы, вероятно, и не обратили внимания. Я считал, что ее беспокойство могло возникнуть в связи о тем, что она что-то делала у серебряного стола, но теперь вижу, что нужно искать другое объяснение.

— Да, — сказал я. — Кого ода выходила встречать? И для чего?

— Вы думаете, она ходила кого-то встречать?

— Да.

Пуаро кивнул.

— И я тоже, — сказал он задумчиво.

Наступило молчание.

— Между прочим, — сказал я, — у меня для вас есть сообщение от моей сестры. Ботинки Ральфа Пэтона были черные, а не коричневые.

Говоря это, я очень внимательно наблюдал за ним, и мне показалось, что я увидел очень короткую вспышку тревоги. Если она была действительно, то она почти мгновенно исчезла.

— Она абсолютно уверена, что они не коричневые?

— Абсолютно.

— А! — произнес Пуаро с сожалением. — Жаль.

И он, казалось, совсем приуныл.

Он ничего не стал объяснять и сразу же перешел на новую тему.

— Экономка, мисс Рассел, которая приходила к вам советоваться в пятницу утром… не будет ли нескромным с моей стороны спросить, о чем был у вас разговор… разумеется, кроме чисто медицинских деталей?

— Вовсе нет, — ответил я. — Когда профессиональная часть разговора была окончена, мы несколько минут говорили о ядах, насколько трудно или легко их распознать о наркотиках и наркоманах.

— Особенно о кокаине? — спросил Пуаро.

— Откуда вы знаете? — спросил я в свою очередь, несколько озадаченный.

Вместо ответа маленький человечек встал и пошел в противоположную часть комнаты, где лежали газеты. Он принес номер «Дейли Бюджет» за пятницу, 16 сентября, и показал на статью о контрабанде кокаина. Это была статья сенсационного характера, написанная с претензией на яркие эффекты.

— Вот что вбило ей в голову кокаин, мой друг, — сказал он.

Я бы и дальше задавал ему вопросы, так как не совсем понимал его намерения, но в этот момент отворилась дверь и доложили о приходе Джоффри Реймонда. Он вошел свежий и жизнерадостный, как всегда, и поздоровался с нами обоими.

— Как вы себя чувствуете, доктор? Месье Пуаро, я к вам уже второй раз сегодня. Боялся, что не застану вас снова.

— Мне, пожалуй, лучше уйти, — сказал я довольно нескладно.

— Только не из-за меня, доктор. Дело всего-навсего вот в чем, — проговорил он, усаживаясь в ответ на приглашающий жест Пуаро. — Я должен сделать признание.

— En vérité[23]? — сказал Пуаро с видом вежливой заинтересованности.

— О, это и в самом деле несущественно. Но, тем не менее, со вчерашнего дня меня мучит совесть. Вы обвинили всех нас в том, что мы что-то скрываем, месье Пуаро. Я признаю себя виновным. Я кое-что скрыл.

— Что же вы скрыли, месье Реймонд?

— Как я уже сказал — ничего существенного. Только то, что я был в долгу. В крупном долгу. И это наследство пришлось как раз вовремя. Пятьсот фунтов снова ставят меня на ноги. Еще и останется немного.

Он улыбнулся нам обоим с той обаятельной искренностью, которая делает его таким приятным малым.

— Вы знаете, как это бывает. Полицейские на все смотрят с подозрением… не хотелось признаваться, что у меня туго с деньгами… для них это могло показаться подозрительным. Но на самом деле я был глуп, потому что с 9.45 и дальше мы с Блантом были в бильярдной, так что у меня надежное алиби и мне нечего бояться. И все же, когда вы разразились тем вздором о сокрытии фактов, я почувствовал неприятные укоры совести и подумал, что лучше будет от них избавиться.

Он поднялся и стоял, улыбаясь нам.

— Вы очень умный молодой человек, — сказал Пуаро, подтверждая свои слова кивками головы. — Видите ли, когда я знаю, что от меня что-то скрывают, я думаю, это действительно что-то очень плохое. Вы хорошо поступили.

— Я рад, что избавился от подозрений, — засмеялся Реймонд. — А теперь я пойду.

— Ничего не поделаешь, — заметил я, когда за молодым секретарем закрылась дверь.

— Да, — согласился Пуаро. — Сущий пустяк… А если бы он не был в бильярдной — откуда нам знать? В конце концов, многие преступления были совершены меньше, чем из-за пятисот фунтов. Все зависит от того, какую сумму считают достаточной, чтобы убить человека. Вопрос теории относительности, не так ли? Вы ведь не забыли, мой друг, что многие в этом деле извлекают выгоду в связи со смертью Экройда? Миссис Экройд, мисс Флора, молодой мистер Реймонд, экономка мисс Рассел. По существу, только один человек ничего не получает — майор Блант.

Он произнес это имя таким тоном, что я озадаченно посмотрел на него.

— Я не совсем понимаю вас.

— Двое из тех, кого я обвинил, сказали мне правду.

— Вы думаете, что и майор Блант что-то скрывает?

— Что до этого, — заметил бесстрастно Пуаро, — то есть поговорка, что англичане скрывают только одно — свою любовь, не так ли? А майор Блант, я бы сказал, скрывать не умеет.

— Иногда я думаю, не слишком ли быстро мы сделали один вывод, — сказал я.

— Какой?