Он вышел из Суда и поспешил на Новую площадь, направляясь к Марстранду. Шут и его помощники теперь жонглировали горящими шарами и лизали огонь с горящей лучины.
— Андерсен, — окликнул его кто-то сзади.
Это Молли, уже в другом платье, с рыжими волосами, убранными наверх так, чтобы было видно ее худую шею.
— Я пришла, как только смогла, — сказала она. — Я должна была кое-что сделать. Кое-что важное. Где мои деньги?
Он посмотрел на ее протянутую руку. Что ей сказать? Не мог же он пойти к старому Коллину, чтобы просить милостыню, как и не мог достать пятьдесят ригсдалеров из воздуха. Но если он ей об этом расскажет, она откажется ему помогать, его казнят, и в любом случае она не увидит этих денег.
— Не сейчас, но скоро, — сказал Ханс Кристиан и подумал про Эдварда. Вряд ли он заплатит ему за несостоявшееся чтение дневников из Италии. Едва ли. Но попробовать стоит, с Эдвардом всегда можно было поговорить.
Они миновали Старую площадь и несколько улиц. До Марстранда всего несколько минут.
— Куда мы идем? — спросила она.
— Директора полиции не было в Суде. Он пошел ужинать.
Молли схватилась за него.
— Где же твои манеры? Нельзя отвлекать человека в нерабочее время. Таким людям это не нравится. Они ходят в салон, курят сигары и разговаривают о политике. Ты можешь себе навредить. Лучше, если ты сам найдешь виновного и засадишь его за решетку.
Ханс Кристиан почти забыл звук собственного смеха. Он как будто исходил не от него, высокий смех и по тону, и по громкости.
— Я? — спросил он, заметив, как серьезно лицо Молли.
— Ты докажешь свою невиновность. А я узнаю, что за ублюдок это сделал.
— Я не смогу, как бы я… — сказал он, понизив голос, — нашел убийцу?
— Ты не такой, как другие, — сказала она. — Ты можешь кое-что сделать словом. И ты не остановишься.
Ханс Кристиан быстро изучил ее взглядом, когда они поворачивали на улицу Стуре Канникерстреде[26]
. Давно никто не говорил ему комплиментов.— Моя сестра говорила то же самое. Этот вырезальщик…
Ханс Кристиан перебил ее:
— Я не желаю слышать это обращение.
— Извини. Андерсен, — сказала она, — хороший поэт, он замечает вещи, которых другие не видят.
— Перестаньте, — попросил он.
— Да, что-то такое, — ответила она.
Она лгала, он был в этом уверен. Но ему это понравилось. Понравились ее слова.
Они бежали через улицу к трактиру, расположенному на втором этаже.
— Теперь расскажите господину Браструпу, что вы на самом деле видели и слышали, а чего не видели и не слышали. Чтобы он понял, что не я был в комнате вашей сестры после девяти часов. К тому же я недостаточно силен, чтобы перенести тело, — сказал он, поднимаясь по семи ступенькам в трактир.
— Только если ты мне поможешь, только если ты найдешь убийцу, — сказала она, не двигаясь.
У нее был решительный и серьезный вид.
— Речь идет о моей смерти, — заявил он и посмотрел на свое отражение, умноженное многочисленными окошками на входной двери. Его голова выглядела так, будто ее отрубили несколько раз.
— И моей сестры, — говорит она. — Она должна быть отмщена. Никто не должен оставаться безнаказанным после такого. Ни в этом мире, ни в каком-то еще.
Она была права.
— Я могу помочь только… насколько это в моих силах.
— Насколько в твоих силах. Это больше, чем я могу требовать.
— Вы не должны злиться, если все пойдет не так, — сказал он и подумал о последних критических отзывах в свой адрес. И почему он всегда берется только за те дела, где очень мало шансов на успех? Театр, книги, балет, поиски убийцы.
— Все должно пойти хорошо, — сказала она и сжала его руку.
Он почувствовал, как пот струится у него по лбу и стекает на грязный воротничок.
— А сейчас вы пойдете со мной к начальнику полиции и скажете, что ошиблись?
Она кивнула.
Марстранд — фешенебельное место. Ханс Кристиан знал это только потому, что однажды сопровождал Орстеда, который ужинал здесь с братом и с их женами. В тот раз Ханс Кристиан стоял снаружи и надеялся, что его пригласят к столу, но они этого не сделали. Может быть, дело было в его старом платье и грязных калошах, в которых он ходил по зимней слякоти. Сейчас он вошел в салон, отделенный черными гардинами. Половой попытался остановить его, но не успел. Ханс Кристиан раздвинул гардины и прошел между столиками, за ним по пятам следовала девушка. Вот пожилая пара ужинала жарким из гуся. Чуть дальше сидела группа серьезных мужчин с маленькими бокалами вина в руках.
Наконец он нашел Козьмуса, его большие усы и начищенные до блеска сапоги. Он беседовал с маленьким, элегантным человеком в черном шейном платке, завязанным бантом, с белой бородой и светло-голубыми глазами. За ними, практически сливаясь с гардиной, стоял половой с белым полотенцем через плечо. Ханс Кристиан видел темнокожих людей раньше. И здесь, в Копенгагене, и в Италии, и во Франции. Молли, очевидно, не видела, и он заметил, что она отступила на шаг назад, увидев полового.
— Господин Браструп, вот я и ваш свидетель, — сказал Ханс Кристиан и достал свою речь из кармана сюртука.
Начальник полиции поднял взгляд с темно-красного пудинга, и раздражение загорелось в его глазах.