Убийство с гарантией

Еле удержался от того, чтобы прыснуть. Не начинается ли у него истерика? Не съехал ли он тут окончательно с катушек?

Руки она сцепила перед собой на столе. Этот лак перламутровый, он гипнотический, что ли? Взгляд не оторвать. Вроде и не очень нравится, а смотришь. Она всегда любила кроваво-красный лак. И в тон к нему помаду, над чем потешались его друзья.

— Ты хорошо выглядишь, — сказала вдруг она.

Вот так сюрприз! Издевается, что ли?

— Занимаешься спортом?

Ах вот она о чем. Он действительно от безделья часто наведывается в качалку. Хотя сам в себе особых изменений не констатировал. Выходит, заметно. Да не молчи же ты, скажи хоть что-нибудь. И он выдавил:

— Да, качаюсь иногда.

— Ты написал свой роман?

— Нет. Все как-то руки не доходят…

— И чем ты тут так сильно занят?

Он наконец поинтересовался:

— Как ты сюда добиралась?

Чтобы не разрушить безумную надежду, он не рискнул спросить: «Зачем ты приехала?» А «Как добралась?» — вполне нейтрально.

— Поездом, как еще, — вздохнула она и добавила: — И да, Кирилл не знает.

Значит, брат ее не подсылал. Правда ли это? Скорее всего, да. Хотя с чего он взял, что умеет различить, когда она говорит правду, а когда нет?

— Ты получила длительное свидание? — Его вопрос следовало понимать как «Зачем тебе длительное свидание?», но она принялась объяснять, чего ей это стоило:

— Это несложно. Заплатить пришлось совсем немного… — Она взмахнула рукой со своим перламутровым маникюром.

За все время ни строчки, и тут на тебе — длительное свидание. Приехала что твоя женушка, как ни в чем не бывало. Два дня она собирается провести с ним в каморке для семейных встреч, бок о бок. Целых два дня. С какого перепугу, спрашивается? Неужели, Господи, неужели они помирятся или придут к тому, что в их ситуации заменит перемирие? Чем было ее предыдущее молчание? Наказанием? Ненавистью, которую она никак не могла преодолеть? Стыдом за содеянное? Или Кирилл запретил, и она не смела ослушаться? Поди пойми. Но факт — она зачем-то приехала.

Нос она определенно оперировала, на нем до сих пор остался слабый отек. Такой бывает спустя неделю после того, как тебе хорошо в него заехали.

Она была подчеркнуто весела, когда изучала их комнатку свиданий с крохотной душевой — обстановка ей не понравилась. Уж как она себя ведет, когда жертвует чем-то ради него, он знает. С таким же лицом она ходила по их квартире на Просвещения, когда они приехали ее осматривать, и шептала ему: «Смотри, винтажный сервант! Сейчас таких не делают». В глазах у нее были неподдельный страх и одновременно решительность, — другой квартиры нам пока не светит, что ж, будем радоваться этой. И она стойко восхищалась их убогим гнездышком. Как она билась за это жилье! Когда поняла, что скидку давать не хотят, выпустила заранее припасенного в пузырьке из-под таблеток таракана. Он говорил, что глупее идеи трудно было придумать, но ведь сработало же. (Таракан, правда, сразу же разродился многочисленным потомством, которое они долго еще истребляли, но квартира досталась им.) Он поцеловал ее тогда в макушку, это было извинение — прости меня, мой маленький храбрец, что не могу дать тебе того, что ты заслуживаешь.

Сейчас он благоразумно целовать ее не стал, только пожал плечами — каких удобств ждать на зоне? Вика стала рыться в сумке на полу, весьма объемной, извиняясь: «Варенье вынули, оказывается, в стеклянных банках нельзя. И чай оставили только тот, что в пакетиках». Из сумки возникали яркие коробочки и банки, каждую из которых она многословно комментировала. Она смущена, просто невыносимо смущена.

Сейчас, когда она склонилась над сумкой и нервно подергивает задом, до него наконец дошло. Вика похудела. Она не просто убавила в весе. Она стала категорически, непозволительно худа. Выражение лица, глаз, допустим, дело относительное. Но с тем, что ноги у нее стали чуть не в полтора раза тоньше; что руки как спички; что в ягодице, когда она наклоняется, откровенно обрисовывается мосол, — с этим не поспоришь. Вика всегда была девушка «в теле». Звучит ужасно, но на вид совсем другое дело. Что там, он просто тащился от ее фигуры. Худеть она, слава богу, не худела, но с азартом болтала о диетах. Отвергала какие-то юбки и брюки: «Не мой фасон, полнит». По той же причине чаще выбирала темные колготки, они делали ноги стройнее. И тут эти острые локти, коленки, проступающие под платьем ребра.