Убийство с гарантией

Кирилл не смог отвезти ее обратно, был занят. Домой она шла, надеясь ступить в глубокую яму с прутьями арматуры на дне, присыпанную снегом. Может быть, та огромная собака сжалится над ней и разорвет на части? Лечь на снег и дождаться пневмонии? Или пусть нога, обутая ради Ивана в неудобные, но красивые сапоги, уколется о ржавый гвоздь? Да гори оно все синим пламенем. Дело даже не в том, что у Ивана завелась подружка, а в том, как Кирилл ей об этом сообщил — беспечно, деловито, едва не злорадствуя. Мол, пока ты кочевряжилась, душенька, свели твоего жениха, так что топай домой. И сразу же стал разговаривать с кем-то по телефону насчет новых дверей, а сам смотрел на нее украдкой — сильно ли расстроилась. На прощание едва махнул. Де-юре виновник ее унижения — Кирилл. Он, а не кто-то, подцепил этого Ивана и стал с ним якшаться. Он помог Ивану найти того дяденьку из Комитета. Он его с этим дяденькой усадил за стол бухать. В результате все у Ивана путем сложилось — и комплекс спас, и друга нашел, а еще закрутил роман с помощницей дяденьки из Комитета. Симпатичная она, видите ли, и умненькая. Выходит, план Кирилла, при всей своей элегантности, оказался не безупречен. Не все счастливы, она вот огребла лишь порку.

Пока она на Ивана пялилась, та девица, наверное, у него в машине сидела, она просто не заметила. Что ей стоило, перед тем как ехать в комплекс, поговорить с Кириллом по телефону? Брат знал, что Иван вместе с этой девицей всюду таскается, и предупредил бы ее, она бы не позорилась. Она никогда, ни разочка в жизни не бегала за мужчинами. Решила один раз пробежаться, и пожалуйста, такой конфуз. Туфли забыла забрать, но зачем они ей, все равно зима и работы нет. Дома посмотрела в зеркало. Продуманные прическа и макияж обмануть не могли. От лежачего образа жизни побледнела кожа. Белки глаз нездоровые, лицо, хоть и округлилось, выглядит изможденным. А самое обидное, что Иван-то и правда оказался очень симпатичным.

Андрей

Он сошел с автобуса на остановке «Железнодорожная станция Угловка», когда уже смеркалось. Свобода навалилась грубо, не дав опомниться, стала пугать. Знакомые звуки за время его отсутствия будто выросли. Выхлоп машины звучал пушечным выстрелом, гудок электрички разил наповал, листья под ногами шуршали зловеще. Навстречу по дороге от станции шли старик со старухой, разговаривали громко и угрожающе, хотя слов было не разобрать. Заорала над головой ворона, и чуть не остановилось сердце. Не получилось эйфории, которой он ждал, ликования. Пугаешься большого яркого мира, как попавшее на свет насекомое, как таракан, что жил под камнем. Перевернули камень, и вот ты понимаешь, какой ты слабый и беспомощный и что камень был тебе не только темницей, но и защитой. Свобода — это не только радость, но и ответственность за то, куда пойти и что делать. Тюрьма — мучительная, унизительная, но определенность.

Осень, поджидая его, растеряла свою красоту, пышность. Желтые листья массово планировали на землю, оставляя в кронах все больше прорех. Свобода дунула в лицо холодом, сунулась под пальто и бесстыдно поскребла ледяным ногтем сосок.

В ожидании поезда он может успеть много всего, важно в качестве первого «вольного» дела выбрать что-то значительное. Но значительного на станции Угловка никогда не было и не будет. Купил в магазинчике размером с туалет два пирога с мясом. Не важно, что невкусно, зато жарены на маргарине, пузыристы, горячи и не похожи по вкусу на все, что он ел последние годы. Разговелся, и стало веселей. Открыл пакет чипсов, растопил на языке соленый хрустящий лепесток — райская отрава. Долго и вдумчиво выбирал коньяк. Ошибиться нельзя, коньяк должен выполнить сразу три важные функции: ознаменовать хоть сколько-нибудь торжественно первые минуты на воле, помочь скоротать время в поезде и, наконец, снять похмелье после вчерашнего. Браги вчера пришлось хлебнуть прилично, в какой-то момент она даже заставила его взглянуть на сокамерников, произносящих тосты, с пьяной сентиментальностью и теплотой.

Из-за бодуна выход получился скомканным, торопливым, хотя прежде рисовался исполненным особого смысла. Думал, что на каждую мелочь взглянет со значением, отметит зарубкой на памяти, в каждое лицо мысленно плюнет — «никогда я тебя больше, урода, не увижу». Но вышла лишь суматоха с приступами головной боли. Пальто показалось немного тесноватым, неужели все-таки нужно сказать спасибо качалке? Хорошо как подгадали: брали осенью и выпускают осенью, насчет одежды можно не беспокоиться. Мелкие проволочки, пока суть да дело, с подписанием документов — и накапало-таки полгода дополнительного ожидания. Но сдачу с девяноста тысяч, конечно, не дали.