Снова обернувшись к окну, Нэйсмит полюбовался на жалкую улыбку своего отражения и в этот момент краем глаза заметил, как совсем рядом прошла женщина. Он чуть повернул голову и проследил взглядом, как она останавливается и садится на соседний диванчик. Теперь он мог разглядеть ее получше — типичная деловая женщина лет сорока, ростом около пяти футов семи дюймов, из которых как минимум пара дюймов приходится на каблуки. На ней был темно-серый костюм, под которым угадывалась превосходная фигура. Глаза скрыты за прямоугольными очками, убранные в пучок светлые волосы обрамляют спокойное, невозмутимое лицо.
Нэйсмит подвинулся так, чтобы оказаться ближе к женщине, и одновременно продолжал разглядывать ее отражение в окне. Когда она наконец посмотрела в его сторону, Нэйсмит непринужденно наклонился к столику — вроде бы с целью поставить стакан, но в то же время якобы случайно перехватил ее взгляд и как можно более приветливо улыбнулся.
Она улыбнулась в ответ и заговорила первой:
— Какой отсюда открывается прекрасный вид!
Тон ее был таким, каким обращаются к хорошему знакомому, а голос — низкий и приятный.
Нэйсмит позволил себе задержаться на ней взглядом чуть дольше.
— Да, верно. — Он посмотрел на городские огни. — Отсюда все выглядит по-иному.
— Это ведь западная сторона? — поинтересовалась блондинка и придвинулась ближе к окну.
— Да, — ответил Нэйсмит. — Вон там виден район Найтсбридж.
Пока женщина рассматривала ночной Лондон, он разглядывал ее. Отметил отсутствие обручального кольца. В любом другом случае это, вероятно, означало бы, что задача его ожидает не из трудных, но было в этой женщине нечто — печальный облик, возможно, или кажущаяся беззащитность, — что влекло к себе и завораживало.
— Каким спокойным кажется отсюда город, — пробормотала женщина и откинулась на спинку дивана.
— Это иллюзия, — мягко заметил Нэйсмит, — но приятная.
Женщина задержала на нем взгляд, потом кивнула, словно отвечая своим мыслям, и опустила глаза:
— Наверное, вы правы.
Одиночество.
Да, именно звучащее в ее голосе одиночество и воспламенило в нем чувства. Для такого искушенного донжуана, как Нэйсмит, оно было словно кровь в воде для акулы.
— Тяжелый был день? — задал он простой вопрос, чтобы разговорить женщину.
— Это так заметно?
Он улыбнулся и слегка пожал плечами:
— Скажем так, это нас объединяет.
Она взглянула на Нэйсмита поверх бокала:
— Неужели?
Он выпрямился и заговорил, тщательно подбирая слова:
— Бывает, что, как бы ты ни старался… — Он замешкался, сложил вместе ладони и нервно забарабанил кончиками пальцев. В этот момент Нэйсмит вдруг отчетливо представил себе, как Леннокс стоит в лифте буквально в нескольких дюймах от него. — Все идет совсем не так, как задумывал.
— Очень грустно это слышать, — вздохнула женщина.
И настолько искренне она произнесла эти слова, что Нэйсмит неожиданно для себя ощутил, что тронут ее сочувствием, сколь бы неуместным оно ни было. Он уставился в пол и покачал головой.
— Не стоит принимать это так близко к сердцу. Правда.
С этого момента события должны были развиваться по обычному сценарию: осторожные намеки, застенчивое отнекивание, еще одна порция выпивки.
Но внезапно Нэйсмит понял, что ничего этого не хочет.
— Мне пора. Извините. — Он выпрямился и медленно встал с диванчика. — Вы действительно должны меня извинить.
Блондинка подняла на него смущенный, непонимающий взгляд. В стеклах очков отразился свет ламп. Она в самом деле была очень привлекательной, и Нэйсмит не хотел оказаться неправильно понятым.
— Хотелось бы, чтобы мы повстречались в другой вечер, — тихо произнес он, ничуть не лукавя. — Сегодня из меня никудышный собеседник.
Он улыбнулся на прощание, повернулся и зашагал к лифту.
36
Четверг, 30 августа
Проснувшись, он ощутил приятную мягкость подушки под щекой. Сон еще не до конца выпустил его из объятий, и некоторое время Харленд просто лежал без движения, с закрытыми глазами, блаженствуя в этом зыбком состоянии между сном и явью. Мышцы были расслаблены, словно в любой момент он мог унестись обратно в никуда.
Ощущения, однако, отличались от тех, к которым он привык. Он по-прежнему не размыкал век, лежал и пытался сообразить, что же его беспокоит, что было не так. Свет казался ярче, значительно ярче обычного…
Харленд резко открыл глаза и от неожиданности тут же их снова закрыл. Прямо в лицо через незашторенное окно бил яркий солнечный свет. Еще не веря происходящему, он вслепую принялся нащупывать на прикроватном столике часы, потом разлепил веки и разобрал, хотя и не сразу, цифры.
Десять минут девятого! Вот черт!
Проспал! Он сел на кровати, сбросил одеяло и так резко опустил ноги, что пятки громко стукнули об пол. Вскочив, на секунду он потерял равновесие и чуть не упал. Как можно было продрыхнуть так долго? Черт возьми, все сейчас не слава богу.
И тут Харленд все вспомнил и понял, что произошло. Он тяжело опустился на кровать, наклонился вперед, уперев локти в колени, и снова закрыл глаза, чтобы не видеть яркого утреннего света. Надо было подождать, пока сердце перестанет бешено биться.