Убийство со взломом

В субботу, когда опять похолодало, Питер сел в местный пригородный экспресс «Паоли» на Мейн-Лайн. Накануне в три часа дня Робинсону был вынесен обвинительный приговор – он был признан виновным в убийстве первой степени. Старшина присяжных, менеджер из страховой компании, зачитала вердикт: «Виновен». Разумеется, Питер, как и Морган, знали это заранее. Да и догадаться можно было, глядя, как входят в полупустой зал присяжные; они избегали смотреть Робинсону в лицо, смотреть на его странные гримасы, в которых теперь появилось что-то жалкое. Вместо этого они старались сохранить вид строгой объективности, выработанной в изоляции и сохраненной до вынесения приговора. В то время как Робинсону-младшему зачитывали приговор, его старший брат маячил в задних рядах. Питер позволил себе кинуть на него долгий значительный взгляд. Родные Джуди Уоррен, услышав приговор, ахнули и, переглянувшись, захлопали – удовлетворенно и с облегчением, но радость их, если говорить откровенно, была не столь уж чистой, потому что момент этот как бы подтвердил окончательно гибель их Джуди. Робинсон, чей рассудок, возможно, впервые за время процесса и у всех на глазах, прояснился, внезапно потупился и закрыл глаза.

Толпа внизу постепенно рассосалась, но на выходе на Питера налетели репортеры. Они стали допытываться у него, как подвигается дело Уитлока и про второй арест Каротерса. Получил ли Питер новые доказательства причастности Каротерса к убийствам? Репортеры не отставали, и он воспользовался случаем прокомментировать приговор Робинсону. Наутро одна из газет поместила об этом короткое сообщение. Он надеялся, что Дженис это прочла.

А в пятницу после всего он мог бы уйти пораньше, но он все-таки зашел в офис, и Мелисса тут же сообщила ему, что звонила какая-то миссис Бэнкс. Фамилия эта ничего ему не говорила. «Она не объяснила, зачем звонит, сказала только, что хочет поговорить с вами. Номера она не оставила».

Мелисса глядела на него с ожиданием, что было необычно, так как она не имела ни резона, ни права знать причины тех или иных звонков.

– Вы что-то хотите мне сказать? – спокойно осведомился он.

В ответ она лишь покачала головой.

Откинувшись в кресле, он ехал в экспрессе «Паоли», за всю свою жизнь, наверное, в тысячный раз, если не больше, не глядя, когда поезд проехал сортировочную возле Тридцатой стрит, он чувствовал, как длинный пассажирский вагон стукается о деревянную платформу на каждой станции, как замирает монотонный перестук колес под сиденьями и, качнувшись, поезд останавливается. Кондуктор объявляет станцию, немногие субботние пассажиры из пригорода покидают вагон. А поезд опять устремляется вперед, проносится мимо домов и безлистых деревьев, спеша замедлить ход, когда кондуктор выкрикивает следующую станцию, и все это было точно так же, как и во времена детства Питера, когда он, маленький, ездил с мамой в город, возможно, за подарками к Рождеству, с ним была тогда большая сумка, а мама рылась в сумочке, ища билеты, которые кондуктор штемпелевал, проделывая в них дырочки и поглядывая на часы, прикрепленные к его поясу золотой цепочкой. По будням поезд этот был полон учащихся частных школ в формах, а также находившихся уже на верхней ступени этой же лестницы адвокатов и бизнесменов – румяных, голубоглазых, седоватых; и так продолжалось лет пятьдесят или семьдесят пять. Пассажиры эти обычно читали «Уолл-стрит Джорнал», здоровались друг с другом, расспрашивали о работе, семье. Примерно к десяти годам он понял, почему толстоногие негритянки с пластиковыми пакетами, в которых была рабочая одежда и туфли на низких каблуках, ехали этим поездом в город, а мужчины в костюмах от «Братьев Брукс» в то же самое время отправлялись из города. А был период, когда по утрам поезд этот заполнялся почти одними мужчинами и кондукторы, примерные их ровесники и вечные члены профсоюза пенсильванской «Сентрал компани», здоровались с ними, расспрашивали, что дома и как поживают домашние; а было это двадцать лет назад.