Убийство церемониймейстера

Надворный советник приехал в участок и там снял с околоточного стружку. До самого естества… Утром поляк явился отмечаться лично. Алексей поджидал его на выходе. Наблюдать за паном было интересно. Перед тем как покинуть присутствие, тот высунулся из подъезда и долго озирал окрестности. Потом дождался выхода какого-то полицейского чина и пристроился за ним следом. Лыков укрывался в подворотне. Он пропустил Яновича мимо себя, потом бесшумно догнал и хлопнул по плечу. Раздался страшный крик! Не оглядываясь, пан кинулся к перекрестку, где дежурил городовой.

Сыщик подошел, поздоровался с постовым и протянул Яновичу бланк служебной телеграммы.

– Ознакомьтесь.

Поляк осторожно высунулся из-за плеча городового.

– А, это вы… Уф! Что это?

– Ответ градоначальника Одессы на мой запрос. Я поинтересовался, были ли у Арабаджева приключения, когда он учился в Новороссийском университете. Оказалось, были! Читайте.

Янович прочитал текст телеграммы и изменился в лице.

– Видите, что это за человек? – констатировал сыщик. – За оценку чуть кишки не выпустил. Как думаете, сколько времени он вам даст? Ночи скоро станут темными…

– А что мне будет, если я… Ну, представим на минуту, что ваши домыслы справедливы?

– Про домыслы разговора нет, – отрезал надворный советник. – Вы хотели спросить, что вам будет, если вы сознаетесь?

– Да.

– От десяти до двенадцати лет каторжных работ. За чистосердечное суд может назначить по нижнему пределу: десять.

– А можно ли сделать так, чтобы мы с ним оказались в разных местах? Желательно совсем в разных.

– Запросто! Мансурыч поплывет на Сахалин, а вам назначат Нерчинский район. Там, кстати, и климат мягче. Вы слышали про готовящуюся новацию? Скоро примут. После отбытия каторги и поселения дозволят вернуться на родину. Пожизненное проживание в Сибири отменят.

– Я должен подумать, – мрачно заявил Янович-Яновский.

– Думайте, – разрешил Лыков. – Это ваша жизнь, а не моя висит на волоске.

Вечером сыщик опять пришел в знакомую подворотню. И увидел живописную картину: пан следовал в участок в сопровождении дворника. Тот был пьян и едва переставлял ноги. Поравнявшись с Лыковым, Янович возмущенно заявил:

– Дневной грабеж! Эта скотина потребовала у меня три рубля! А сам ни на что не годен!

Дворник рыгнул и ответил:

– Я жизнью рискую! А ён обзывается. Возьму вот завтра и не пойду! Да еще ворота распахну: заходи кто хошь!

Лыков засмеялся и ушел. Однако ему было не до смеха: пан держался и не выдавал сообщника. Как быть? Много лет назад Благово преподал Алексею урок сыскного дела. Они расследовали отравление купца его женой на пару с любовником. В этом была замешана кухарка. Именно она приготовила блюдо, погубившее несчастного. Женщине хорошо заплатили, и та отказалась выдать убийц. Дознание зашло в тупик. Тогда Павел Афанасьевич разыграл попытку отравления самой кухарки – будто бы злодеи решили от нее избавиться. Грибы, вызывающие сильную рвоту, но неопасные для жизни, агенты подложили женщине в щи. И на другой день она, сильно напуганная, явилась в полицию с повинной. Лыков подумал-подумал и пошел наклеивать бороду…

Утром следующего дня к нему в кабинет тихо вполз Янович. Вид у посредника был жалкий.

– Дворника увезли, – сказал он. – Когда я давал ему полтину, он еще держался. А с трех рублей напился до белой горячки.

– Что вы решили?

– Белая горячка, вы понимаете это? – истерично крикнул пан. – Что мне теперь делать-то?

– Да шли бы вы к чертям, – отмахнулся сыщик. – Мне все равно, зарежет вас дикий абрек или нет. Сами себя спасти не желаете, нечего тогда полицию беспокоить!

– Я хочу жить.

– Тогда пишите чистосердечное признание.

– Дайте вставку[55] и бумагу…

– Нате. Но одного признания будет мало. Если свидетелей нет, Арабаджев скажет, что вы его оговорили. Точь-в-точь как вы про Снулого.

– Свидетелей нет, но есть его собственноручная записка.

Янович-Яновский выложил бумагу. Лыков пробежал ее глазами – вот это да! Арабаджев писал:

«Дело плохо! Надо срочно подкопать под Дуткина. Письмо годится, но только если у него не будет алиби. В то воскресенье Дуткин ездил в Москву к французской девке. Зовут Клотильда Лавинэ, проживает на Солянке в доме Игумнова. Пусть С-й летит туда. Это его вина, что с лакеем не вышло! Никаких новых денег ему не полагается, а пусть подчистит собственный огрех. Француженка должна как бы уехать. Немедля!»

– Откуда Арабаджев узнал про Клотильду, и даже с адресом? – задал Лыков давно интересовавший его вопрос.

– Я случайно осведомлен. Дурак Дуткин сам ему рассказал. Хвастал и адрес назвать не отказался!

– Да? А мне Илиодор Иваныч ничего об этом не сообщил!

– Я же говорю: дурак! Наболтал первому встречному, да и забыл об этом. А у Василия Михайловича ничего зря не пропадает.

– Ну-с, бумага хорошая, – согласился сыщик. – Суд оценит. А вы пишите по порядку. Как познакомились с Арабаджевым, как он поручил вам найти убийц, где разыскали Снулого… Все в подробностях.