Убийство церемониймейстера

– Там все? – спросила она, не оборачиваясь.

– Все.

– Бегите немедля за извозчиком.

– Я…

– Она сейчас выкинет плод, и может начаться сильное кровотечение. Ее надо скорее в больницу, здесь я кровь не остановлю. Бегом!!!

И Лыков побежал.

Лидия Павловна Таубе дважды спасла Вареньку. Первый раз, когда прыгнула голыми руками на нож, а второй – когда довезла ее после выкидыша до Повивального института. Там больную принял сам директор профессор Баландин. Лучшие акушеры столицы выходили ее. Но пережившая страшные минуты женщина впала в нервную горячку и надолго лишилась рассудка. Ее перевели в больницу Святого Николая Чудотворца. Алексей три недели провел у кровати жены, возвращаясь домой только ночевать. Он обещал психиатрам любые деньги, лишь бы лечили как следует. Но те денег не брали. Они объясняли, что делают все возможное, но гарантий нет. Дома Лыков целовал детей и уходил в спальню молиться, а утром снова ехал на Пряжку.

То ли доктора помогли, то ли Бог услышал молитвы сыщика, но Варенька выкарабкалась. Сначала она стала узнавать мужа, только плакала не переставая. Потом попросила привести детей и при них уже держалась. Первое, что она сказала Алексею, когда вернулась в разум, была просьба выйти в отставку.

– Дорогой, милый, любимый! Единственный мой! – умоляла она. – Средства у нас есть, а дети еще слишком малы, чтобы потерять родителей. Довольно испытывать судьбу! Твоя адская служба привела уже к несчастью. В конце концов она погубит нас всех. Общаясь с отбросами, ты принимаешь на себя их злую энергию. А осколки бьют по нам, твоим близким. Уйди, пока не поздно! Умоляю тебя!

И Лыков не посмел возразить. Его отказ убил бы Вареньку, так она была еще слаба. Он написал прошение об отставке и отнес его директору. Дурново долго молчал, теребил ус, потом сказал:

– Жаль, ей-богу жаль! Возьмите отпуск на шесть месяцев! А когда уляжется, вернетесь. Место, обещаю, останется за вами.

– Не уляжется, Петр Николаевич, – хмуро ответил Алексей. – Подпишите.

Дурново вздохнул и нехотя наложил резолюцию.

Через час Лыков снова появился в приемной. Он протянул секретарю какую-то бумагу и попросил поставить внизу печать департамента. Зыбин без размышлений отказал: не положено. Печать ставится лишь на подпись директора или вице-директора, а не абы куда по указке отставных надворных советников. Алексей спорить не стал и сразу прошел к Дурново.

– Подпишите еще здесь, пожалуйста.

– Что это? – заинтересовался тайный советник.

– Статейные списки[56] Вафусия Студнева.

– Какого еще Вафусия?

– Это гайменник, Гусиная Лапа. Помните? Он подсказал нам про костеобжигательный завод.

– А, тот… И о чем тут речь?

– Ходатайство начальнику острова Сахалин о помещении Студнева в Корсаковскую тюрьму.

Дурново прочитал перечень уголовных подвигов гайменника и пожал плечами.

– Почему я должен хлопотать ему о смягчении? С таким-то реестром.

– Он помог нам выследить Снулого.

– Ну и ладно! Эдакой дряни самое место в Воеводской кандальной тюрьме. Пусть и подохнет там! Охота, Алексей Николаевич, за него просить? До него ли вам сейчас?

– Петр Николаевич, я ему обещал.

Дурново вгляделся в бывшего подчиненного. Из того словно выпустили всю кровь, он стоял безразличный ко всему. Но не уходил! Данное раз слово обязывало Лыкова, даже находившегося в таком состоянии. Тайный советник расписался, протянул бумагу.

– Что-нибудь еще?

– Да. Можно как-то смягчить участь Шустова?

– Это почему же?

– Он продался не за деньги.

– А за что? – рассердился Дурново. – Вы решили перед отставкой всех облагодетельствовать?

– У сестры Сергея Фирсовича нашли базедову болезнь. Ему потребовались средства на лечение.

– А прошение о пособии он не догадался написать?

– А вы дали бы ему полтысячи? – усомнился Лыков. – Я бы вот дал, но только он у меня не попросил…

И Дурново, которого трудно было чем-то смутить, отвел взгляд. А отставник продолжил:

– Пятьсот рублей! Я Шайтан-оглы отвалил две сотни за то лишь, чтобы выяснить невиновность Дуткина. Чужого, постороннего человека. Нешто пожалел бы Сергею Фирсовичу? Но он ничего не сказал. Почему? Неужели я был таким плохим начальником, что ко мне нельзя с просьбой подойти? И сломал себе жизнь… Не понимаю!

Дурново сказал, все так же глядя в сторону:

– Ему уже все равно, Алексей Николаевич. Час назад сообщили: Шустов найден в камере мертвым. Разрыв сердца.

– Это он со стыда, – пояснил Лыков. – Эх! На что мне деньги, если ими человека спасти нельзя?

Они посидели какое-то время молча. Дурново не хотел отпускать Лыкова, словно надеялся еще уговорить его остаться… Наконец директор поднялся.

– Куда вы теперь?

– В Швейцарию, в горную клинику.

– Надолго?

– Кто знает… Может, до Рождества, а может, и до Пасхи. Что доктора скажут.

Дурново протянул Лыкову маленькую крепкую ладонь:

– Когда все уляжется, жду вас обратно. Помните: двери Департамента полиции для вас всегда открыты.

Отставной надворный советник ответил:

– Прощайте!