Только там и тогда они могли быть откровенны друг с другом. В какой-то мере. Их отношения едва ли можно было назвать дружескими, но все же они могли открыто говорить друг другу правду.
Вопрос, ответ на который Элла хотела знать больше всего, был
Голос Мадлен дрожал, когда она просила прощения. Она объяснила, что, когда Элла отказалась ее выслушать, одержимость Мадлен историей их семьи приняла новый оборот. Она решила сохранить все в тайне, не дать прошлому выйти наружу. Потому что ей было стыдно – пусть даже она не сделала ничего плохого. Стыдно при мысли, что она дитя двух убийц. Это было настолько невыносимо, особенно когда оказалось, что она не может поделиться с этим со своей сестрой-близнецом. И она решила уберечь Эллу от этой боли.
Когда Элла решила отправиться в Портраш, чтобы прибраться в доме родителей, то Мадлен по-настоящему запаниковала.
Элла не знает, простит ли она когда-нибудь Мадлен. Но вот простит ли Мадлен Эллу за то, что та не поверила ей вначале, – тоже вопрос. Ведь тогда Элла приняла сестру за сумасшедшую.
Время покажет, смогут ли они снова стать близки друг к другу.
А вот сможет ли она когда-нибудь простить своих родителей – Элла не знает. Как простить людей, сотворивших нечто столь ужасное? Осталось много вопросов, на которые нет ответов. Например, зачем они сохранили старые вырезки и фотографии Лайлы? Хотели следить за тем, что пишут о ней в газетах? Или их мучило чувство вины? Или… они собирались однажды рассказать Элле и Мадлен, что сделали ради них?
Элла никогда этого не узнает. Но одну вещь она поняла точно. Она всегда подозревала, что с ее родителями что-то не так. Что в ее детстве было что-то неправильное. И теперь она знает что.
А уже одно это чего-нибудь да стоит.
Наконец приходит черед Эллы приблизиться к дубу и прежней могиле своей настоящей матери. Патрик спрашивает, не хочет ли она, чтобы он был рядом, но Элла говорит, что ей нужно побыть одной. И он понимает. Еще бы. Патрик всегда понимал Эллу. За это она его и любит.
Она приближается к дубу с маленьким цветком в руке.
Какое-то время медлит, после чего кладет его на землю. Ее слезы смешиваются с каплями дождя на мокрых щеках. В свинцовом море виднеется белый парусник.
– По крайней мере, у тебя здесь было море, мама, – шепчет она тихо. – Надеюсь, ты обрела здесь покой.
В ту ночь Элла и Патрик спали, несмотря на холод, с открытыми окнами. Их квартира в Остермальме была надежно защищена. Перед входной дверью – железная решетка, запирающаяся на два разных замка. Новейшая система сигнализации. И, несмотря на то что квартира расположена на третьем этаже, все окна оснащены специальными прочными защелками.
Столь серьезные меры безопасности предприняты, конечно, не потому, что они владеют дорогими предметами искусства или стерегут сокровища. Это все из-за Эллы и ее работы. Но этой ночью именно она настояла, чтобы выходящие во внутренний дворик окна спальни были открыты. Ей хотелось чувствовать прохладу, слышать звуки ночного города.
Она лежит рядом с Патриком в широкой постели, его большое мягкое тело прижимается к ее спине и согревает ее. И несмотря на то, что прошедший день был наполнен переживаниями и скорбью, несмотря на то, что нужно время, чтобы понять и принять все, что случилось, Элла все равно чувствует себя в безопасности. Она больше не испытывает ни страха, ни тревоги.
Именно поэтому ее окна открыты. Потому что теперь она знает правду. И ее никто больше не преследует.
Элла засыпает и крепко спит всю ночь.
Эпилог
Три недели спустя
– Закке! Арету Франклин стошнило прямо на мою сумку для ноутбука.
Крохотный лохматый песик обиженно смотрит на меня исподлобья, пока я ору на всю квартиру на площади Мариаторгет. Весь ее вид говорит:
Наконец из кухни появляется Юнатан и сгребает Арету в охапку.
– Ну что же ты, малышка. Опять съела какую-нибудь бяку?
– Кажется, она только бяками и питается, – строго замечаю я.
– Прямо как ты, – парирует Закке, выходя из ванной с полотенцем на бедрах.
– Спасибо. Как там насчет ужина? Я могу чем-нибудь помочь?