Убийство у Тилз-Понд. Реальная история, легшая в основу «Твин Пикс»

Неофициально Трой делился на два сектора: южный, проходящий ниже канала Шамплейн, и северный, располагавшийся выше. В северном, как и в центре города, размещались многочисленные предприятия по производству воротничков и манжет. Южный, где в 1908 году жила семья Хейзел Дрю, был промышленным центром города, где иммигранты, в основном сильно пьющие, неуклюжие ирландцы, работали на «жаре» – в литейных цехах, растянувшихся вдоль Вайнантс-Килл. Как говорили тогда, ты, парень, крут, если живешь в Южном Трое. Много лет спустя некий солдат из Троя написал на побережье Нормандии такую фразу: «Южный Трой против всего мира». Говорили, что Южный Трой по ночам светится красным светом от многочисленных производств, отливавших чугунные печи и колокола – и то и другое местные изобретения.

Районы в Южном Трое, каждый длиной в несколько кварталов, возникали вокруг представителей отдельных национальностей – в основном ирландцев, немцев, итальянцев, евреев, поляков и украинцев. Семейные магазинчики, где местные жители могли «открыть счет» – отложить оплату до получки, – были разбросаны повсюду, наряду с мастерскими и пекарнями. Магазины размещались на первом этаже, а выше, над витринами, жили их владельцы. Напряженность между этническими группами была обычным явлением, как и трудовые конфликты, которые неоднократно приводили к забастовкам, особенно на сталелитейных заводах и воротничковых фабриках. У каждой этнической группы была своя банда, и если вы принадлежали к одной из них, то вам не стоило показываться на территории, контролируемой другой, особенно если вы были в меньшинстве.

Эпицентром делового района Троя был вокзал Юнион-Стейшн, здание в стиле бозар, длиной в квартал, с восемью линиями железнодорожных путей, где ежедневно проходило более ста поездов, в том числе тридцать, курсирующих между Троем и Олбани с интервалом в двадцать пять минут на пригородной «кольцевой дороге». Трой был популярным местом не только сам по себе, но и как транзитный пункт, особенно для бизнесменов, направляющихся на юг в Нью-Йорк, или военнослужащих, вызванных к сборным пунктам. Здание вокзала, ограниченное Юнион-стрит, Бродвеем, Фултон-стрит и Шестой авеню, отличалось высокими потолками, огромными окнами и террасой с видом на отделанный мрамором зал ожидания на первом этаже, со встроенным компасом и гигантскими зелеными керамическими часами.

Оживленный и шумный, Юнион-Стейшн находился прямо в центре бурлящих событий, в окружении отелей, ресторанов, магазинов, коммерческих контор и, что не случайно, борделями и игорными домами, где мужчины собирались вокруг огромных карточных столов в облаках сигаретного дыма, таких густых, что сквозь них едва можно было что-то разглядеть. Полиция Троя не стеснялась смотреть в другую сторону – за малую мзду.

Главой этого преступного мира была Мэри Элис Фейхи, более известная как Мэйм Фэй, которая в 1906 году, в возрасте сорока лет, открыла первый из череды публичных домов на Шестой авеню, в самом сердце района красных фонарей Троя, известного как Линия, района обветшалого, шумного и грязного. В последующие годы она будет обслуживать клиентов всех экономических классов без какой-либо дискриминации – как маргинализованных, так и влиятельных. В отчетах переписи населения за это время указано до шести женщин в возрасте от девятнадцати до тридцати шести лет, проживавших в принадлежавшем Мэри доме по адресу: Шестая авеню, 1725, и значившихся «домашней прислугой» или «безработными».

Дом располагался прямо через дорогу от Юнион-Стейшн и едва ли не бок о бок с полицейским участком, что позволяло полиции присматривать за заведениями Мэйм в обмен на обжигающе горячие чашки кофе (по меньшей мере). Прямо за борделем, на углу Шестой авеню и Бродвея, находилась крутая, с замысловатыми мраморными ступенями и колоннами Главная лестница, ведущая в Политехнический институт Ренсселера и известная как Подъезд.

Мэйм – дочь ирландских иммигрантов и, по слухам, набожная католичка – набирала девушек в местных магазинах и ресторанах, поощряя их бросать низкооплачиваемую работу и работать на нее – совсем за другие деньги. Она не лгала. Привлекательные молодые проститутки могли зарабатывать до пятидесяти долларов за один раз, тогда как средний еженедельный доход составлял в среднем от двадцати до тридцати долларов. Некоторые женщины выбирали и то и другое: они сохраняли свою «дневную работу», но при необходимости обслуживали клиентов по ночам.

Жизнь эта была далеко не гламурная. Женщины могли заниматься сексом со 150 мужчинами в неделю. Их карьера была недолгой, часто заканчивалась к тридцати годам, когда их вытесняли конкурентки помоложе. У мадам вроде Мэйм дела складывались лучше. Они могли зарабатывать до одного миллиона долларов в год в сегодняшних деньгах, не платя ни цента подоходного налога.

Говорили, что каждую неделю, в один и тот же день, в одно и то же время, Мэйм складывала деньги в дорожную сумку и сама ходила в банк. Однажды, во время такого похода, дама на другой стороне улицы заметила ее и крикнула:

– Эй, Мэйми, как дела?