Согласно «Трой дейли пресс», «многие налогоплательщики заявляли, что офис инженера представляет собой один из наиболее вопиющих примеров плохого управления в том, что касается превращения государственной должности в частную лавочку, связанную с нынешней администрацией». Мэром в то время был республиканец Элиас Плам Манн. «Дейли пресс» – демократическая газета – обвинила Кэри, который зарабатывал три тысячи долларов в год в городе, в дополнение к своей зарплате в ПИРе, в том, что он чрезмерно раздул штат, раздавая высокооплачиваемые рабочие места друзьям и коллегам, которые уже были перегружены своими обязанностями в колледже, что привело как к расточительным расходам, так и к отставанию в благоустройстве города.
Кроме того, в документе утверждалось, что Кэри и Шнайдер замышляли обойти требование города о том, чтобы на любую работу с доходом более пятидесяти долларов подавались заявки и проводился конкурсный отбор. Они искусственно разбивали их на более мелкие проекты, ни один из которых не превышал пятидесяти долларов. «План прост и может хорошо сработать, но это дерзкое формальное уклонение от намерения, духа и буквы закона, придуманное исключительно для того, чтобы чиновники могли выбирать фаворитов и передавать рабочие места в руки людей, полезных для бюрократической машины и которым можно найти применение за счет города», – утверждала газета.
Одним из таких «фаворитов» был Роберт Т. Кэри, двоюродный брат Эдварда, который получил четыре должности в местной школе за 42,85, 45,50, 49,86 и 49,84 доллара. Другим был Фредерик Шнайдер, брат Генри.
Кэри отработал свой срок до конца, но сообщил мэру Манну, что не заинтересован в повторном назначении, если Манн будет переизбран в 1908 году, сославшись на новый закон, который требовал, чтобы городской инженер сосредоточил все свое внимание на официальной работе, одновременно повысив годовую зарплату с 3000 до 3500 долларов. Тем не менее в дополнение к своей работе в институте он остался на должности сельского инженера в Грин-Айленде, небольшом городке через реку Гудзон от Троя.
В 9:30 утра в понедельник, 6 июля 1908 года, Хейзел была на заднем дворе дома Кэри по адресу: Уитмен-корт, 10, занимаясь домашними делами, когда к ней подошла Мэри Л. Кэри. Хейзел вернулась из поездки накануне поздно вечером, где-то между десятью и одиннадцатью часами.
– Хейзел, у нас скопилось много белья. Мне нужно, чтобы ты озаботилась этим сегодня, – сказала ей миссис Кэри. Это означало бросить в раковину тряпичный мешок, полный грязной одежды, добавить едкую смесь коричневого хозяйственного мыла, крахмала и нашатырного спирта и отстирать одежду на стиральной доске в облаке пара. Работа тяжелая и неприятная. Хейзел не хотела ею заниматься.
Она просто отказалась это делать.
Мэри Кэри, по ее собственному признанию, была озадачена, но не так сильно, как тем, что произошло дальше: Хейзел объявила, что немедленно уходит с работы. Не прошло и часа, как она ушла. В последний раз Мэри видела, как она исчезает вдали с чемоданом и большой коричневой сумкой (некоторые свидетели называют ее сумочкой или хозяйственной сумкой) в руке.
– Не было ни проблем, ни даже мелких неприятностей, – заявила она следователям. – Хейзел ушла, не дав никаких объяснений своего ухода.
Хотя Мэри Кэри не сказала ничего, кроме добрых слов о Хейзел – образцовой работнице, равнодушной к ухаживаниям, регулярно посещающей церковь, – ее удивляла способность Хейзел при еженедельной зарплате в 4,50 доллара позволять себе так экстравагантно одеваться и так много путешествовать, включая три поездки в предыдущие шесть месяцев в Нью-Йорк, Бостон и Провиденс, тем более что перед этим она неделю не работала, выздоравливая после болезни на ферме Тейлора в Табортоне.
– Я не могла понять, откуда у Хейзел деньги на эти поездки, – сказала Мэри. – Она с таким энтузиазмом описывала увиденные достопримечательности, что мои подозрения, если я когда-либо их питала, рассеялись сами собой. Теперь я вспоминаю, что Хейзел так и не сказала мне, кто сопровождал ее, кого она навещала, где останавливалась и оплачивала ли она свои расходы.
И все же, добавила Мэри, с другой стороны, ее совсем не удивляло, что Хейзел разгуливала по Восточному побережью всякий раз, когда у нее появлялась такая возможность.
– На самом деле чего-то в этом роде и можно было ожидать от девушки с таким темпераментом, как у Хейзел. Она постоянно стремилась к самосовершенствованию. Она была девушкой более чем умной для человека ее положения.
Покинув Кэри утром 6 июля, Хейзел поехала в трамвае в особняк Джорджа Б. Харрисона на Паулинг-авеню, чтобы навестить Минни Тейлор, свою тетю по материнской линии и, возможно, самого близкого ей человека. Обычно они виделись два или три раза в неделю.