Убийство Уильяма Норвичского. Происхождение кровавого навета в средневековой Европе

Епископ знал, что на суде в Лондоне он обращается к группе аристократов и клириков, заранее не склонных верить его оправданиям для рыцаря-должника. Поэтому Тарб подошел к защите с другой стороны, затронув темы, которые, как он понимал, были актуальными для его современников, что и придало убедительности его речи. Он похвалил нрав рыцаря, быстро пробежался по его поступкам и перешел в наступление. Как пишет Томас, речь епископа «была посвящена тому, чтобы обратить обвинение на обвинителей». Тарб требовал отложить разбирательство, чтобы судебные чиновники могли вначале расследовать в судебном порядке преступление, якобы совершенное жертвой обвиняемого. «Мы думаем, – сказал епископ в пересказе Томаса Монмутского, – что мы, христиане, не должны отвечать таким образом на обвинения евреев, пока они вначале не оправдаются от обвинения в смерти нашего христианского мальчика, в чем их, как известно, ранее обвиняли, и обвинение снято не было»[367]. Епископ Тарб намеревался возложить вину за предполагаемое преступление, то есть смерть Уильяма, на всю еврейскую общину, хотя зачинщиком предположительно был лично Дельсаль. «Суровость правосудия не должна чрезмерно медлить, – требовал епископ, – мы молим, чтобы больше не было проволочек», обходя молчанием тот факт, что он никак не пытался преследовать это убийство по суду ранее, став епископом четыре года назад[368]. Сюжет этот для него оказался нов. По всей видимости, Тарб не касался данной темы в беседах с вышестоящими церковными иерархами, когда, например, его принимал архиепископ Кентерберийский в 1147 году[369].

Епископ изложил обвинение: Дельсаль предводительствовал еврейской общиной, обманувшей мальчика и его мать предложением работы. Затем евреи похитили Уильяма и держали три дня, после чего подвергли «всем мукам Господа»[370]. Тарб далее утверждал, что Дельсаль и его соучастники прятали тело в лесу, где на них наткнулся видный норвичский горожанин Эльвард, который понял, что происходит[371]. Единственная причина, по которой Эльвард ничего об этом не сообщил, состояла в том, что шериф Джон де Чезни убедил его ни словом никому не обмолвиться об этой встрече. Он исповедался на смертном одре только после того, как умер сам шериф (согласно Томасу, смерть его была мучительной в наказание за защиту евреев)[372].

Классическая тактика – Тарб обвинял жертву, утверждая, что месть за смерть Уильяма оправдывает убийство Дельсаля. В повествовании Томаса Монмутского епископ уверяет, что подлинное дело, которое должен рассматривать суд, – нераскрытое убийство подмастерья Уильяма в 1144 году, а его основания кроются в поведении и нравах евреев Норвича. Принципа mala fama, скверной репутации евреев или их дурного нрава, оказалось достаточно, чтобы начать судебные процедуры. Как позже станет ясно на судах по обвинению в ритуальном убийстве в XV веке, материальные улики не имели значения[373]. Мотивы предполагаемых убийц и характер приписываемого им убийства были для суда важнее, чем собственно факты. Основное значение имела именно характеристика евреев как христоубийц, а Уильяма – как святого невинноубиенного[374]. На основании телесных страданий Уильяма норвичская команда адвокатов подчеркивала, что он – христоподобная фигура[375].

В зале суда епископ Тарб обратился к ритуалу, а также к риторике, соединяя функции адвоката, защищающего мирянина в светском суде, с функциями клирика, опиравшегося на церковные обряды. В конце книги II «Жития» Томас сопоставляет суд над Симоном с общественным признанием Уильяма весной 1150 года (в начале книги III), и на этом основании мы можем заключить, что эти два события произошли вскоре друг после друга.

Как пишет Томас Монмутский, Тарб представил показания трех свидетелей и четыре косвенные улики. Свидетелями были вышеупомянутый горожанин Эльвард Дэд, который якобы встретил в лесу евреев, несущих тело; крещеный еврей Теобальд; и неназванная служанка-христианка. Надежность каждого свидетеля вызывала сомнения. Ко времени суда видный горожанин Эльвард уже удачно скончался; Теобальда объединяла с Тарбом принадлежность к монашеству, и не исключено, что в год смерти Уильяма его даже не было в Норвиче; а служанка являлась, скорее всего, позднейшим добавлением к этой истории. Членов семьи – мать Уильяма, которая предположительно встретилась с человеком, предложившим ее сыну работу, ее брата Годвина, предложившего ордалии, и сестру Уильяма, которая якобы последовала за мальчиком в еврейский квартал Норвича – не вызывали в суд с тем, чтобы они подтвердили свои показания.