Убийство в Амстердаме

Йорт Келдер, редактор глянцевого журнала о деньгах и стиле жизни, любовник Георгины Вербаан и актер-любитель, снявшийся в одном из фильмов ван Гога, рассказал мне, что случилось в тот вечер, в июне 2003 года. Абу Джахья вошел в театр в окружении телохранителей угрожающего вида. Когда ему сказали, что ведущим будет ван Гог, он отказался участвовать в дискуссии. Ван Гог сообщил аудитории, что случилось, и выразил удивление по поводу того, что этот «сутенер пророка» нуждается в защите не только Аллаха, но и телохранителей. Абу Джахья и его охранники покинули зал, после чего ван Гог побуждал аудиторию кричать: «Аллах лучше знает! Аллах лучше знает!» Политик Диттрих назвал ван Гога грубияном. Ван Гог назвал Диттриха «липкой смазкой» (Диттрих не скрывал своей гомосексуальности). Еще один славный вечерок в Амстердаме.

Выйдя из театра, один из организаторов подвергся угрозам со стороны телохранителей Абу Джахья. Когда к перепалке присоединился Тео, к нему подошли несколько молодых марокканцев. Что именно они сказали, неизвестно. По словам нескольких свидетелей, они кричали, что «жирной свинье это так не пройдет». Йорт Келдер слышал слова: «Мы поймаем эту жирную свинью и вспорем ей брюхо». Ван Гога уговаривали поехать домой на такси. Ерунда, сказал он, и сел на велосипед.

«Именно тогда, – сказал Келдер, – я понял, как сильно они ненавидят его. Для нас это была просто игра, игра в дискуссию. Они же относились к этому очень серьезно».

Позже ван Гог позвонил Келдеру, явно довольный тем, как прошел вечер. Он любил хорошие скандалы и знал, что этот будет широко освещаться в газетах. Он и сам собирался написать о нем в «Здоровом курильщике». И все же он, хотя и утверждал, что не чувствует никакой опасности, был не совсем спокоен, раз в тот же вечер позвонил на сотовый телефон Айаан Хирси Али. Она ехала в нью-йоркском такси позади шофера-мусульманина, жующего листья ката – сильнодействующего растения, популярного в Йемене и Сомали. Ван Гог был очень взволнован, проклинал мусульман, трусость голландских властей и таких опасных людей, как Абу Джахья. Даже когда она объяснила, что это не лучшее время для разговора, он не унимался. Им обязательно нужно увидеться в Амстердаме, сказал он. Она ответила, что приедет и встретится с ним.

Глава четвертая Голландская трагедия

1

Наджиб развозил пиццу. Нельзя сказать, что доставка пиццы на мотороллере по Гааге была пределом его мечтаний. Умный юноша марокканского происхождения бегло говорил по-французски и по-английски, как и на родном голландском языке, и мечтал поступить в университет, чтобы добиться успеха в жизни.

Здоровье отца Наджиба было подорвано многолетней тяжелой работой на заводе. Он едва мог ходить, сидел дома и смотрел арабские телеканалы, проклиная евреев и других неверных. Мать, одетая с головы до ног в черное, причитала на берберском о своих детях, которые не понимали ее, о муже, который бил ее, и об ужасной жизни среди чужих людей, вдали от родной деревни в горах Риф. Сестра Наджиба, Хафида, носила джинсы и косынку и слушала ливанские поп-группы по MTV. Наджиб разговаривал с сестрой по-голландски, а с родителями по-берберски.

Юлия, красивая голландская девушка, богатая и избалованная, выросла в привилегированной семье. Она надеялась, что ее возьмут в национальную сборную по хоккею на траве. Ее тренер Флорис, молодой человек с длинными светлыми волосами, был в нее влюблен. А она в него – нет. Оба жили в больших домах в престижном районе Гааги, в зеленом пригороде, где летом отовсюду слышались стук теннисных мячей, звон чайных чашек и тихое шипение оросительных устройств на лужайках, очень далеко от бетонного квартала спутниковых тарелок, в котором жил Наджиб.

Отцы Флориса и Юлии, полицейские, женившиеся на женщинах с более высоким социальным статусом, долгое время были лучшими друзьями. Их жены имели деньги и чувствовали свое превосходство, как это свойственно крупной буржуазии Гааги. Отец Юлии, Альберт, был когда-то грубым, но красивым мужчиной, и, возможно, именно эта пролетарская грубость покорила ее мать, Эфье, вступившую в опрометчивый брак. Комфортабельная жизнь, доставшаяся без труда, превратила Альберта в жирного хама, которого раздражали интеллект и светский лоск жены. Эфье нашла спасение от ошибки юности в новомодных увлечениях – медитации и уходе за розами.

Мать Флориса умерла, оставив состояние своему мужу, Йосту. Йост был вульгарен, любил яркую одежду, ездил на дорогих автомобилях, имел большую яхту и злоупотреблял алкоголем. Должно быть, его покойной жене, как и Эфье, нравилась грубая мужественность. Но, как и в случае с Альбертом, это качество давно трансформировалось в примитивное хамство.

Наджиб познакомился с Юлией в магазине одежды, продавщица которого обвинила его в воровстве. Все эти «чертовы марокканцы» – воры, сказала она. Наджиб сохранял спокойствие и вел себя с достоинством. Юлии он понравился. Дальше – больше; они стали созваниваться, назначать свидания.