Убийство в частной клинике. Смерть в овечьей шерсти

— О да! Все в соответствии с викторианской традицией. Я «опороченная девушка».

— Так продолжайте придерживаться викторианской традиции и позвольте мне сделать из вас «честную женщину».

— Постараюсь вести себя с вами как честная женщина. Объяснить то, что необъяснимо и унизительно. Я сказала ему, что хочу вести собственную жизнь — набираться опыта. Я обманывала себя, так же как и его, а в глубине души сознавала, что всего лишь дурочка, потерявшая голову вместе с сердцем. После того как все произошло, я поняла, как мало значения придает случившемуся он и как много — я. Надо было поддержать игру: пожать друг другу руки и расстаться друзьями — в общем, продолжать жить. И… не смогла. Гордость твердила, что необходимо пересилить себя. А я не сумела. Отвратительная банальность. Я его одновременно любила и ненавидела. Хотела удержать, хотя сознавала, что на это нет ни единого шанса, и жаждала причинить ему боль. Написала и так все ему и выложила. Кошмар продолжается до сих пор. Прошу вас, не заставляйте меня больше говорить на эту тему. Оставьте меня и позвольте, как умею, справляться самой со своей ситуацией.

— Могу я вам чем-нибудь помочь?

— Нет. Осторожно, кто-то идет!

Вошли Томс и Робертс и стали мыть руки. Затем Робертс ушел давать больному наркоз. Филиппс встал и посмотрел на своего ассистента.

— Так чем закончилась пьеса? — неожиданно спросил он.

— Что? Ах да… Возвращаемся к прежнему разговору. Неопределенностью. Зритель так и остается в неведении: то ли больной умер от наркоза, то ли его прикончил хирург. Ситуация такова, что никто не может сказать определенно. Хотите проделать то же самое с министром внутренних дел, сэр? А я считал, что вы приятели.

Маска на лице хирурга съежилась, словно он улыбнулся.

— А что? Может возникнуть соблазн.

Сзади послышался шум. Филиппс обернулся и увидел, что от дверей операционной на него пристально смотрит сестра Бэнкс. За ее спиной появилась Мэриголд.

— Позвольте, — холодно произнесла она и прошла мимо.

— Вот что, старшая сестра, — отрывисто проговорил Филиппс. — Я сделал, как обычно, укол гиосцина. Но если, как предполагаю, мы обнаружим развившийся перитонит, нам… мне придется ввести сыворотку крови.

— Разумеется, я не забыла про гиосцин, сэр Джон. Раствор готов, но я заметила, вы приготовили соб-ственную инъекцию.

— Нам не потребуется ваш раствор. Я пользуюсь своими таблетками, чтобы не ошибиться в дозе. У нас все готово?

Хирург вошел в операционную.

— А я считаю, — с недовольным видом заметила Мэриголд, — что готовый раствор подходит большин-ству больных.

— Береженого, как говорится, Бог бережет, — усмехнулся доктор Томс. — Вы же знаете, старшая сестра, что гиосцин — штука весьма деликатная.

В палате потянуло тяжелыми парами эфира.

— Не понимаю, почему сэр Джон так увлекается гиосцином?

— Можно давать меньше анестезирующих препаратов, а после операции он оказывает успокаивающее действие. Я и сам приверженец гиосцина, — важно заметил Томс.

— Какова обычная доза, сэр? — внезапно спросила Бэнкс.

— От одной сотой до двух сотых грана, сестра.

— Так мало?

— Да. Не могу вам назвать минимальную смертельную дозу — она неодинаковая в разных случаях. Но четверть грана наверняка убьет любого.

— Четверть грана, — задумчиво кивнула сестра Бэнкс. — Надо же!

После операции

Четверг, одиннадцатое. К вечеру

Сэр Джон ждал больного в операционной.

Старшая сестра и сестры Джейн и Бэнкс вошли вместе с Томсом. Они остановились у стола — группа одетых в халаты, лишенных всякого выражения автоматов. Все молчали. Послышался скрип колес. Появилась каталка, за которой следовали доктор Робертс и прикрепленная к сэру Дереку сестра-сиделка. Робертс держал на лице больного маску. На каталке лежал министр внутренних дел. Когда его подняли, чтобы переложить на стол, О'Каллаган внезапно быстро и невнятно заговорил:

— Не сегодня, не сегодня, не сегодня, черт возьми, ах, дьявольщина…

Медсестра ушла.

Запах эфира обволакивал стол как фимиам. Доктор Робертс подкатил ближе свое оборудование — аппарат с цилиндрическими баллонами со сжатыми газами в металлической конструкции напоминал гигантский графин. На груди больного укрепили невысокую ширму, не дающую выхода анестезирующим веществам. Томс с интересом покосился на больного и легкомысленно заметил:

— Ну и видок у него. Забавная голова. Что вы об этом думаете, Робертс? Вы ведь в этом деле дока. На днях прочитал вашу книгу. Как четко проступили черты прирожденного душевного расстройства. Его папаша, случайно, не чокнутый?

— Да, — кивнул шокированный Робертс. — Однако, мистер Томс, вряд ли по чертам лица можно выявить признаки наследственного душевного расстройства.

Сестра обложила живот больного стерильной марлей, и министр, со спрятанной за экраном головой, больше не напоминал человека. На столе находился приготовленный для операции объект, и только.

Сэр Джон взял скальпель и сделал первый разрез.

— Перитонит, как и следовало ожидать, — произнес Томс и добавил: — Ого! Перфоративный абсцесс. У этого малого весь букет.

— Отсюда приступы боли, — пробормотал Филиппс.