Убийство в частной клинике. Смерть в овечьей шерсти

— Угадали, Фокс. Я всегда говорил, что у вас способность к языкам.

— Занимаюсь самообучением с помощью граммофона. И все же, сэр, террористы не шутка.

— Разумеется. Пээм [2], как его называют, считал, что О'Каллагану требуется полицейская защита. И я с ним соглашался. Но больше ничего не мог поделать. О'Каллаган несерьезно относился к угрозам. И мы, как ты знаешь, ненавязчиво присматривали за ним. В тот день, когда заседал кабинет министров, чтобы решить вопрос о представлении законопроекта, я сам отправился на Даунинг-стрит. Мне стало известно, что туда собирается этот несносный Николас Какаров, и я действительно заметил его поблизости на улице. Вырядился самым смехотворным образом — кажется, фотографом — и удрал со всеми своими инфракрасными излучателями, как только увидел меня. А я взял такси и поехал за О'Каллаганом до самого его дома. Был момент, когда мы остановились бок о бок. Он включил в салоне машины свет, а я повторил приветствие.

— Его слуги надежны? — спросил Фокс.

— О да, этим мы занимались, но, разумеется, не могли добиться многого без разрешения О'Каллагана или без его ведома.

— Конечно. Думаю, ее светлость подозревает хирурга или девчонку.

— «Хирург или девчонка», подходит для названия кино. Сэр Джон Филиппс — способный врач и умеет управляться со скальпелем. Она считает, что он резанул не там, где надо, потому что О'Каллаган связался с его приятельницей?

— Она уверена, что сэра Дерека отравили. Во всяком случае, ее мысль такова, хотя в письмах — никакой ясности.

— Письма при вас?

— Да, вот они.

Аллейн внимательно прочитал послания.

— Знаете, Фокс, сотни людей сочиняют подобные письма, однако не собираются никого убивать.

— То же самое я пытался внушить и ей!

— Бедолага Фокс. Найдите-ка мне статью о его смерти.

Инспектор извлек из кармана газету.

— Захватил с собой.

— Вы ни о чем не забываете. Значит, он умер через час после окончания операции. Анестезиолог проявлял беспокойство, перитонит, перфоративный абсцесс, «не хотел устраняться от грандиозного дела», явно запустил свой живот. Все достаточно логично, и тем не менее… — Аллейн задумчиво потянул кончик своего аристократического носа. — Боже, — тоскливо заключил он, — придется идти встречаться с леди.

На лице Фокса отразилось облегчение.

— Если в этом деле есть что-то реальное, это будет громкое расследование. Как вы называете подобные случаи? — Он, смущаясь, произнес французские слова: — Cause celebre [3].

— Именно так, — кивнул Аллейн, который, подшучивая над кем-нибудь, никогда не перегибал палку. — Интересно, примет она меня сегодня вечером?

— Не сомневаюсь, сэр.

— Сейчас справлюсь. — Он позвонил на Кэтрин-стрит. — Это дом леди О'Каллаган? Я говорю с ее дворецким? Старший инспектор Аллейн из Скотленд-Ярда. Будьте любезны, спросите у ее светлости, не сможет ли она принять меня сегодня вечером в любое удобное для нее время. Совершенно верно, инспектор Аллейн. Благодарю вас.

В ожидании ответа он рассеянно смотрел на Фокса.

— В девять часов. Большое спасибо. — Аллейн положил трубку. — Влип на свою голову.

Когда Фокс ушел, старший инспектор сидел и минут двадцать смотрел на стену перед собой. Затем по-звонил полицейскому хирургу и какое-то время расспрашивал его об аппендицитах, перитонитах и наркозе. Потом отправился к себе в квартиру на Ковентри-стрит, принял ванну, переоделся в смокинг и прочитал первую сцену из «Гамлета», к которой был неравнодушен. Было лишь без двадцати девять, и он решил пройтись до Кэтрин-стрит пешком. Слуга Василий подал ему пальто.

— Василий, — спросил старший инспектор, — ты все еще видишься со своими пользующимися дурной репутацией приятелями из этого вашего пансоветского братства?

— Нет, сэр. Я уже не тот старый глупый мошенник. Стал совершеннейшим скромником.

— Очень на это надеюсь, старый осел. Кстати, до тебя не доходили какие-нибудь слухи о Николасе Какарове?

Василий широко перекрестился справа налево.

— Боже, спаси и помилуй! Он из них самый плохой, — с жаром заявил он. — Нехороший малый. До Советов он был еще молодым, но уже тогда его нельзя было назвать кон-сер-ватором. После Советов постарел и постоянно замышлял что-то дурное. Советы нравились ему не больше Романовых. Случалось, он убивал начальников, и так всех допек в России, что ему пришлось сматываться в Англию.

— Где ему, как полагается, оказали сердечный прием. Я все это знаю, Василий. Спасибо. Не дожидайся меня. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, сэр. — Слуга дотронулся до рукава Аллейна. — Пожалуйста, сэр, не связывайтесь с Николаем Алексеевичем. Он очень плохой человек.

— Тебе лучше знать, — легкомысленно отозвался Аллейн и, усмехнувшись, вышел из дома.

На Кэтрин-стрит Нэш впустил инспектора в дом и уставился на него словно разъяренный сыч. В голове дворецкого укрепился стереотип некоей социальной лестницы, на которой, как он решил, полицейские всех рангов стоят на одной ступени с настройщиками роялей. Аллейн ни по костюму, ни по манерам никак не вписывался в эту классификацию. Как бы Нэш ни противился, пришлось смириться.

— Я к леди О'Каллаган.

— Ее светлость вас ждет, сэр.