Убийство в частной лечебнице

Филлипс вытащил из кармана маленький футляр для шприцев, откуда вынул крохотную трубочку с надписью «Гиосцин. 1/100 грана». Увидеть содержимое трубочки, полностью оклеенной этикеткой, было очень трудно. Он вытащил пробку, внимательно посмотрел внутрь, отложил трубочку и вытащил из футляра точно такую же. Пальцы хирурга двигались неуверенно, словно мысли его были заняты совершенно другим. Наконец он взял один из маленьких шприцев, наполнил его дистиллированной водой и выпустил содержимое в мензурку. Затем он бросил туда же таблетку гиосцина, размешал иглой шприца и, наконец, вытягивая плунжер, втянул раствор в шприц.

В операционную вошел Томс со словами:

— Нам пора мыться, сэр.

Он взглянул на стол.

— Ну и ну! — воскликнул Томс. — Две трубочки! Велика честь для него.

— Одна оказалась пустой. — Филлипс машинально взял ее и положил обратно в футляр.

Томс посмотрел на шприц.

— Вы что-то уж очень много воды используете, — заметил он.

— Так и есть, — сухо ответил Филлипс.

Взяв с собой шприц, он вышел из операционной на пост анестезиолога. Томс с беспечным видом, какой бывает у людей, намеренно игнорирующих то, что их одернули, остался в операционной, рассеянно глядя на столик. Через несколько минут он присоединился к остальным в предоперационной. Филлипс вернулся из анестезиологической.

Джейн Харден и сестра Мэриголд помогали хирургам превратиться в простерилизованных роботов. Через несколько минут предоперационная превратилась в суровую композицию белизны, стали и бурой резины. В абсолютной белизне есть нечто очень красивое, но и что-то отталкивающее. Это отрицание цвета, выражение холода, эмблема смерти. В белом гораздо меньше чувственного удовольствия, чем во всех остальных Цветах, больше намека на нечто жуткое. Хирург в его белом халате, когда живое тепло его рук скрыто скользкой холодной резиной, а цвет волос — белой шапочкой, больше похож на символ модернистской скульптуры, чем на живое существо. Для непосвященного он скорее жрец в священных одеяниях, ужасающая и завораживающая воображение фигура.

— Видели новый спектакль в «Палладиуме»? — спросил Томс. — Вот сволочная перчатка! Сестра, дайте другую.

— Нет, не видел, — ответил сэр Джон Филлипс.

— Такая одноактная пьеса. Предоперационная в частной лечебнице. Знаменитый хирург должен оперировать человека, который разбил ему жизнь и соблазнил его жену. Вопрос в том, зарежет он его или нет. В общем, балаган. Дикая чушь, по-моему.

Филлипс медленно повернулся и уставился на него. Джейн Харден издала сдавленный крик.

— Что такое, сиделка? — спросил Томс. — Вы видели этот спектакль? Ну-ка, давайте сюда перчатку.

— Нет, сэр, — пробормотала Джейн. — Я его не видела.

— Очень здорово поставлено, и кто-то проконсультировал их насчет технической стороны дела, но вообще-то ситуация очень надуманная. Я пойду пока посмотрю… — Он вышел в операционную, продолжая что-то говорить, а немного спустя позвал старшую сестру, которая последовала за ним.

— Джейн, — тихо произнес Филлипс.

— Да?

— Это… это очень странная штука.

— Может быть, рука Немезиды, — проговорила Джейн Харден.

— Что вы хотите этим сказать?

— Нет, ничего, — сказала она устало. — Только все очень напоминает греческую трагедию, правда? «Рок отдает в наши руки врага». Мистер Томс посчитал бы эту ситуацию надуманной.

Филлипс медленно вымыл руки в тазу с дистиллированной водой.

— Ведь я ничего не знал про эту его болезнь, — сказал он. — Я только что приехал из клиники Святого Иуды и чисто случайно оказался в тот момент на месте. Попытался было избежать этой операции, но его жена настояла, чтобы оперировал я. Видимо, она не имеет ни малейшего понятия, что мы… поссорились.

— Она вряд ли могла знать, почему вы поссорились с ним…

— Я бы что угодно отдал, лишь бы в этом не участвовать… что угодно.

— И я тоже. Как, по-вашему, я должна себя чувствовать?

Филлипс выжал воду из перчаток и повернулся к ней, держа руки перед собой на весу. Выглядел он комично и немного жалко.

— Джейн, — прошептал он, — вы не измените своего решения? Я так вас люблю.

— Нет, — ответила она. — Нет. Я презираю его. Я не желаю больше его видеть, но, пока он жив, я не могу выйти за вас замуж.

— Не понимаю я вас, — тяжело сказал он.

— Я сама себя не понимаю, — отозвалась Джейн, — так как же вы меня поймете?

— Я буду снова и снова… просить вас выйти за меня замуж.

— Ничего не получится. Понимаю, я выгляжу странной, но пока он жив… я его раба.

— Это безумие — после того, как он обошелся с вами. Он бросил вас, Джейн.

Она резко рассмеялась:

— О, да. Все вполне соответствует викторианским традициям. Я — «падшая женщина», сами знаете!

— Что ж, пусть будет согласно викторианским традициям, тогда дайте мне «сделать вас порядочной женщиной».