Убийство в частной лечебнице

— Вы действительно так думаете? — кисло спросил Робертс. — Тогда вас удивит, если я скажу, что не продвинулся ни на дюйм, хотя и настаивал на принятии этого закона со всей силой и решительностью. Ни на дюйм! Я вынужден был прийти к выводу, что большинство людей, пытающихся осуществлять управление этой страной, сами нуждаются в освидетельствовании у психиатра. — Он издал высокий коротенький смешок и возмущенно уставился на Аллейна, который изобразил удивление и сочувствие. — Я делал все — буквально все, — продолжал Робертс. — Я присоединился к группе людей, которые выражали прогрессивные взгляды на этот вопрос. Они убедили меня, что ни перед чем не остановятся, чтобы пробить этот закон в Парламенте. Они выражали огромный энтузиазм. И что же? Разве они что-нибудь сделали? — Он сделал риторическую паузу, а затем с непередаваемым омерзением в голосе сказал: — Они просто-напросто попросили меня подождать, пока в Британии не взойдет Заря Пролетариата.

Старший инспектор Аллейн оказался в дурацком положении человека, поднесшего спичку к бомбе, в которой нет заряда. Доктор Робертс весьма энергично выбил у него почву из-под ног. Аллейн в душе посмеялся над самим собой. А Робертс гневно продолжал:

— И они называют себя коммунистами. У них нет никакого интереса к благополучию коммуны, общества — совершенно никакого. Вчера ночью я посетил один из их митингов, и это было отвратительно. Все, что они делали, — это радовались без всякой разумной или конструктивной причины смерти покойного министра внутренних дел.

Он резко замолчал, взглянул на Аллейна и сказал со своей обычной нервозностью, которую инспектор замечал и раньше:

— Ну, конечно, я забыл. Это же касается вас. Томс только что позвонил мне, чтобы попросить приехать сегодня днем в клинику.

— Вам звонил именно Томс?

— Да. Это сэр Джон, наверное, его просил. Не знаю почему, — сказал доктор Робертс беспомощно и удивленно, — но иногда мне кажется, что манеры Томса действуют на нервы.

— Вот как? — пробормотал Аллейн с улыбкой. — Он довольно игрив.

— Игрив! Вот именно. Но сегодня его игривость показалась мне дурным вкусом.

— А что он сказал?

— Что-то вроде того, что если я хочу сбежать, то он с удовольствием одолжит мне рыжие усы и фальшивый нос. Мне показалось, что это шутка в дурном вкусе.

— Безусловно, — отозвался Аллейн, поспешно закашлявшись в платок.

— Разумеется, мистер Томс, — продолжал доктор Робертс, — знает, что его положение безупречно, поскольку он не мог делать никаких уколов так, чтобы его никто не видел, и не сам он готовил ту инъекцию, которую затем сделал. Я был склонен указать ему, что я нахожусь в аналогичной ситуации, но тем не менее не чувствую себя вправе позволять себе подобное шутовство.

— По-моему, мистер Томс был в предоперационной все время, пока вы не ушли в операционную?

— Понятия не имею, — сухо ответил Робертс. — Я сам пришел в предоперационную с сэром Джоном, сказал все, что нужно, и отправился к пациенту на пост анестезиолога.

— Очень хорошо… Во время следственного эксперимента мы наглядно увидим, как вы перемещались.

— Полагаю, да, — согласился Робертс. У него был встревоженный вид. — Для нас всех это будет очень неприятное переживание. Несомненно, за исключением мистера Томса.

Он сделал паузу и нервно спросил:

— Возможно, это вопрос, который мне не стоило бы задавать, инспектор, но я все время думаю: есть ли у полиции какая-то определенная теория относительно этого преступления?

Аллейн уже привык к этому вопросу.

— У нас есть несколько теорий, доктор Робертс. Все они более или менее соответствуют фактам. В этом вся загвоздка.

— Вы расследовали возможность самоубийства? — с надеждой спросил Робертс.

— Я ее обдумывал.

— Вспомните о его наследственности.

— Я помню о ней. После того как в Палате Общин с ним случился приступ, его физическое состояние сделало самоубийство невозможным, и вряд ли он мог принять гиосцин, пока произносил свою речь.

— Опять же вспомните о его наследственности. Он мог какое-то время носить с собой таблетки гиосцина и под воздействием эмоционального напряжения в такой ситуации мог испытать внезапный непреодолимый импульс. При изучении психологии самоубийц наталкиваешься на множество подобных случаев. Не подносил ли он руку ко рту, когда выступал? Я вижу, что вы смотрите на меня скептически, инспектор Аллейн. Может быть, вам даже кажется подозрительным, что я так настаиваю на самоубийстве. У меня… у меня есть причина надеяться, что вы придете к выводу о самоубийстве О'Каллагана, но эта надежда обусловлена не чувством вины.

Странное вдохновение зажглось в глазах доктора. Аллейн пристально наблюдал за ним.

— Доктор Робертс, — произнес он наконец, — почему вы не скажете мне, что у вас на уме?

— Нет, — категорически сказал Робертс. — Нет… если только… не случится самое худшее.

— Ну что ж, — ответил Аллейн. — Как вы понимаете, я не могу заставить вас высказать мне ваши предположения, однако утаивать информацию в деле об убийстве, где приговором может быть смертная казнь, — поступок серьезный.