Убийство в частной лечебнице

— Спасибо. Это показалось мне настолько притянутым за уши, что у меня не хватило храбрости поделиться своей теорией с Фоксом. Я проверял все остальное — мистера Сейджа и патентованные средства, Филлипса и его девушку, Бэнкс и большевиков. Ну что ж, в порошках, которыми Сейдж снабжал мисс О'Каллаган, — «Фульвитавольтс», Как он их называет, — наличествовало небольшое количество гиосцина. Второе средство, которое мисс О'Каллаган попыталась дать своему брату в клинике, тоже содержало не слишком много гиосцина — я взял у нее остатки на анализ. Разумеется, сознание ответственности за то, что О'Каллаган принял определенное количество этого препарата, нагнало на мистера Сейджа смертельный ужас, особенно потому, что он был одним из Ленин-холла. Сейдж попытался заставить меня поверить, что второе зелье было составлено по рецепту неизвестного врача, и едва не доставил себе же самому серьезные неприятности. С его снадобьями дело прояснилось, и мистер Сейдж удалился со сцены. Бэнкс могла заменить камфару гиосцином, пока готовила укол, но я обнаружил, что пузырек с готовым раствором гиосцина был полон, за исключением одной дозы, которая была израсходована на следующей операции. Она могла, конечно, пронести гиосцин с собой или долить пузырек потом, но это казалось маловероятным. Оставался Филлипс, и он меня ужасно волновал. Он так ярко выделялся: своими угрозами, возможностью совершить преступление, мотивом… При нем Робертс бледнел. Я поймал себя на мысли, что постоянно сравниваю этих двоих. В конце концов, представлялось очевидным, что у Робертса не было возможности сделать укол, зато у несчастного Филлипса такая возможность была постоянно. Я специально назначил следственный эксперимент, чтобы посмотреть, не отыщется ли такая возможность для Робертса. Я заехал за Робертсом к нему домой. И там отметил, что Робертс проигнорировал мою просьбу к Филлипсу привезти тот самый анестезиологический аппарат. Когда я ему напомнил, он его прикатил. Я заметил, что он очень не хотел, чтобы я к аппарату притрагивался. Он несколько раз проверял гайки. Это было вполне разумно, но его действия заставили меня запомнить эти гайки. Учтите, я ни в коем случае не прикипел душой к своей фантастической идее — скорее наоборот, я стыдился ее! Я пытался убедить сам себя, что главный подозреваемый — Филлипс. Мы внимательно следили за ними всеми. И тут счастливая случайность — поразительная, невероятная! Старушка Мэриголд потеряла самообладание и споткнулась об этот уксусный судок, на котором укреплены газометры. Томс в некотором роде помог Робертсу, потому что свалял замечательного дурака и раскричался. Томс вообще трусоват, а тогда совсем позеленел от страха и устроил скандал. Если бы не моя тайная идея, я не стал бы наблюдать за Робертсом. А он сильно струхнул и очень старался, чтобы никто, кроме него, не трогал гайки. Я считаю, что Томс испугался напрасно, — на самом деле весьма маловероятно, что цилиндр мог взорваться. Но подумайте, какой шок испытал Робертс. А если бы шприц выпал?! Это было почти невозможно, но в тот момент, понимаете, его воображение, сознание, что он виновен, сыграли с его разумом злую шутку и он перепугался. Я почувствовал, что и со мной происходит то же самое. Дорогие мои, у меня голова пошла кругом!

— А когда же, — спросила Анджела, — доктор Робертс вколол пациенту гиасцин?

— Наверное, вскоре после того как пациента положили на стол. Ширма должна была скрыть его действия.

— Понятно…

— После следственного эксперимента Робертс никак не хотел оставлять нас одних. Он вертелся под ногами в операционной, намереваясь, разумеется, держать меня как можно дальше от аппарата. Фокс, благослови его Бог, сообразил, что происходит, и устроил фальшивый телефонный звонок. Он видел, что я хочу избавиться от Робертса. Как только мы остались одни, я накинулся на этот судок и в результате душераздирающей возни откопал шприц. Эврика! Фокс чуть не упал в обморок.

— Вы там же на месте и арестовали Робертса? — воскликнула Анджела.

— Нет-нет. Во-первых, у меня не было ордера на арест, а во-вторых… понимаете…

Аллейн уперся носом в сложенные руки.

— Ну что там еще? — спросила Анджела.