Убийство в Эшли-Грин. Осторожно, яд! (сборник)

– Что за оказия быть главой семейства! – изрек громким шепотом Рэндол. – Моя популярность растет не по дням, а по часам. – Послав собравшейся компании воздушный поцелуй, он удалился, оставив после себя чувство напряженности, которое в последующие дни лишь усилилось.

Всем членам семьи было не по себе, а информация об отправке органов Грегори Мэтьюса в министерство внутренних дел для исследования, которой доктор Филдинг поделился со Стеллой, носила весьма неутешительный характер. От томительного ожидания нервы были на пределе, и приезд мистера Каррингтона, представителя компании «Каррингтон, Радклифф и Каррингтон», который намеревался в пятницу зачитать завещание покойного, стал толчком к взрыву столь долго сдерживаемых эмоций.

Все родственники втайне лелеяли определенные надежды и были жестоко разочарованы, за исключением Рэндола. Миссис Лэптон досталась всего тысяча фунтов и написанный маслом портрет брата, который ей никогда не нравился. Кроме того, в ее заставленном мебелью доме для такой большой картины не нашлось места. В завещании Грегори Мэтьюс называл ее «любимой сестрой Гертрудой», и миссис Лэптон сочла это еще одним умышленным оскорблением. Ни одна из ее дочерей не упоминалась, а тот факт, что о Гае тоже не было сказано ни слова, служил слабым утешением. По дополнительному распоряжению к завещанию, составленному тремя неделями раньше, Стелле отписывалось две тысячи фунтов, которые она получит по достижении двадцати пяти лет, если на тот момент не будет обручена и не сочетается узами брака с доктором Филдингом. Основную часть имущества, как и следовало ожидать, унаследовал Рэндол, а в отношении миссис Мэтьюс и Харриет имелся пункт, ставший для обеих дам трагедией. Грегори Мэтьюс завещал им в совместное владение свой дом со всем, что там имеется, а также сумму, достаточную для его содержания, которой будут распоряжаться два его душеприказчика, Рэндол и мистер Джайлс Каррингтон. Осчастливленные женщины расценили выходку покойного как изощренное злодейство.

В присутствии мистера Каррингтона, которого считали человеком посторонним, все члены семейства соблюдали приличия и сдерживали рвущиеся наружу эмоции. Однако едва за ним закрылась дверь, как миссис Лэптон перешла к действиям:

– Не думайте, что я удивлена. Ничего подобного. Всю жизнь Грегори не было дела до окружающих его людей, и глупо надеяться, что смерть его изменила.

Выслушав тираду тетушки, Рэндол удивленно приподнял брови и осторожно заметил:

– Уверяю вас, тетя, этот документ не является посланием с того света.

– Спасибо, Рэндол, что просветил. Я и сама это понимаю. И нисколько не удивлюсь, если узнаю, что ты постарался на славу, когда составлялось это завещание. Назвать меня «любимой сестрой», а потом оставить свой портрет, который никогда не вызывал восторга, да и вообще мне ни к чему. Все это наводит на подозрения, что ты приложил руку к завещанию.

– А может, – вмешалась Стелла, глядя Рэндолу в глаза, – именно тебе пришла в голову блестящая мысль оставить мне две тысячи фунтов в виде удавки на шею.

– Что ты, милая, я бы не оставил тебе ни пенни, – ласково заверил Рэндол.

– А мне все равно. Не нужны мне эти паршивые две тысячи. И пальцем к ним не прикоснусь, даже если придется голодать!

Старшая дочь миссис Лэптон Агнесс Крю, приехавшая вместе с мужем на зачтение завещания, заявила:

– Я и не рассчитывала, что дядя упомянет меня в завещании, но то, что он и словом не обмолвился о малыше, сильно расстроило. В конце концов, малютка – единственный представитель третьего поколения, и дядя мог бы ему хоть что-нибудь оставить. Пусть даже какую-нибудь мелочь.

– Дорогая, он не считал моего сына членом семьи Мэтьюс, – любезным тоном утешил жену Оуэн Крю, тихий незаметный мужчина лет сорока.

– Возможно, ты прав, – согласилась Агнесс, унаследовавшая прямолинейность матери в сочетании с неотразимым добродушием младшей сестры. – Но я все-таки ношу фамилию Мэтьюс.

– Ошибаешься, любовь моя, до того как выйти за меня замуж, ты носила фамилию Лэптон.

– Ох уж эти мужчины! – жизнерадостно рассмеялась Агнесс. – На все-то у них найдется ответ. Ладно, что толку плакать над разбитым корытом? Больше об этом и не заикнусь.

– Разумное решение, дорогая, и от души надеюсь, ты будешь от него отступать не чаще трех раз на день, – с серьезным видом поддержал жену Оуэн.

Генри Лэптон, до сих пор не принимавший участия в беседе, неожиданно заметил со смущенным смешком:

– Будь благословен тот, кто ни на что не рассчитывает.

– Если желаешь, можешь считать себя отмеченным благословением, – сурово осадила его супруга. – У меня же на сей счет иное мнение. Грегори был страшным эгоистом, хоть мне и больно говорить подобные вещи о своем брате. Как только подумаю, что не будь меня, он уже лежал бы в могиле, и всем было бы наплевать, от чего именно он скончался. Жаль, что я вовремя не умыла руки и не оставила все как есть.

– Что вы, как можно! – запротестовал Рэндол. – Зачем же посыпать горящими угольями голову усопшего!

– Не вижу ничего забавного. Будь добр, Рэндол, прояви хоть каплю почтения к покойному!