Убийство в Эшли-Грин. Осторожно, яд! (сборник)

– На Амазонке, – ответил Роджер. – Их нужно ловить.

– Да, представляю, как ты идешь в сельву и ставишь на попугаев силки. Осел!

– Я не стал бы делать этого сам, а нанял бы людей, – возразил Роджер. – Конечно, если бы этот бизнес расширился, думаю, так бы и произошло, – можно было бы основать ферму и разводить их, как разводят чернобурок и прочих животных. При хорошем управлении это приносило бы большой доход, потому что если покупатель платит за попугая десять фунтов (а очень часто хороший попугай стоит больше), сами видите, что прибыль за попугая значительна. – Он решил, что попугаи сыграли свою роль, и оставил их. – Но, как уже сказал, теперь, получая наследство, я выбросил их из головы. Забудем о них.

– Согласен с вами, – кивнул Ханнасайд. – Я выяснил, мистер Верекер, что вы были пассажиром на борту парохода «Гордость Лондона», который пришвартовался в Ливерпуле шестнадцатого июня – за день до убийства вашего брата.

Роджер откинулся на спинку кресла.

– Что ж, раз выяснили, ничего не поделаешь, – заметил он. – Спорить с детективами по таким вопросам глупо, поэтому сразу скажу: насчет попугаев я пошутил.

– Я это понял, – сказал Ханнасайд. – Если больше не станете шутить, мы будем продвигаться успешнее и быстрее.

– Многие считают, что скорость – проклятие нашего века, – сказал Роджер. – Не могу сказать, что разделяю эту точку зрения. Учтите, я вовсе не уверен, что план с попугаями лишен здравого смысла. Чем больше думаю об этом, тем больше склоняюсь к мысли, что нет. А что, если люди начнут украшать шляпы их перьями?

– Мистер Верекер, я не так глуп, чтобы поверить, что вы настолько глупы, как притворяетесь. Оставим тему попугаев?

– Как хотите, – дружелюбно ответил Роджер.

– Признаете, что вы сошли на берег в пятницу шестнадцатого июня?

– Раз вы расспрашивали судовых агентов, нет смысла интересоваться, признаю или нет. Очень жаль, что вы были так любознательны, так как вам придется попусту потратить уйму времени, пытаясь установить, что я убил Арнольда, хоть я могу вам сразу сказать: не убивал.

– Мистер Верекер, если вы так убеждены, что я буду тратить время попусту, почему пытались скрыть тот факт, что семнадцатого июня находились в Англии?

– Вот это очень глупый вопрос, – заговорил Роджер. – Все очевидно: если бы выяснилось, что я находился в Англии, полицейские увязались бы за мной, как свора ищеек. Смотрите, как вы ведете себя сейчас! Я вас не виню, естественно, это ваша обязанность. Но в том-то и дело. Я появляюсь, об этом становится широко известно, а на другой день убивают Арнольда. Надо быть безмозглым дураком, чтобы не понять, на кого падет подозрение. Я не люблю неприятности и не люблю полицейских. Более того, я понял, что все эти дела очень утомительны, потому что постоянно приходится напрягать мозги, стараясь припомнить множество несущественных деталей. От этого у меня болит голова. Я хочу только покоя и тишины.

– Тем не менее, мистер Верекер, вынужден попросить вас обратить мысли к тому дню, когда вы сошли на берег, и рассказать мне, что делали.

Роджер вздохнул, но, видимо, смирился с необходимостью отвечать и ответил усталым голосом:

– Поехал в Лондон. Естественно. Что еще мне было делать?

– В пятницу?

– Если вы наводили множество справок, то должны знать, что пришвартовались мы поздно вечером, – сказал Роджер.

– Разумеется, я это знаю, но все-таки вы могли уехать в Лондон в тот же день.

– Так вот, я не уехал. Не люблю путешествовать ночью. Всегда не любил. Кое-кто прекрасно спит в поезде. Поверьте, ко мне это не относится.

– В таком случае когда вы приехали в Лондон?

– На другой день, само собой. Только не стоит спрашивать меня, в какое время пришел поезд, потому что я не помню. Я там пообедал.

– А что вы делали, оказавшись в Лондоне?

Роджер ненадолго задумался, потом спросил:

– Вы знаете, что я делал?

– Я вас спрашиваю, – ответил суперинтендант.

– Угу, в том-то и беда. Я ведь не знаю, что именно вам известно, а это избавило бы нас от многих недоразумений. То есть мне бессмысленно говорить, что я пошел в зоопарк, если вы можете доказать, что я провел день в Британском музее. Вместе с тем я не хочу говорить вам ничего лишнего. Понимаете, в чем мое затруднение?

Не успел Ханнасайд ответить, как вмешался Джайлс Каррингтон:

– Роджер, можно дать тебе совет?

– По мне, каждый может делать что угодно, – ответил Роджер. – Имей в виду, твой совет не особенно мне нужен, потому что, насколько я понимаю, ты заодно с этим суперинтендантом Озриком – нет, он не Озрик, но не важно, как его фамилия.

Джайлс пропустил это мимо ушей.

– Не дурачься. Ты имеешь дело не с дураком.

– Это и есть твой совет? – удивленно спросил Роджер.

– Представь тебе.

– Знаешь, я о нем невысокого мнения. Неужели ты ожидаешь, что я изменю старые привычки? У меня всегда был дар воспринимать все весело.

– Такое веселье может довести тебя до беды, – довольно строго сказал Джайлс.

В мутных, налитых кровью глазах кузена появился отчетливый проблеск разума.