Убийство в Кантоне

Наконец араб повел гостей в просторный, напоенный прохладой покой в глубине сада. Фасад дома представлял собой ряд открытых стрельчатых арок. Войдя, Чао Тай, к своему удивлению, не обнаружил там никакой мебели, кроме пиршественного стола. Пол застилал толстый серо-голубой ковер, а по углам лежали пухлые шелковые подушки. С потолка свисал медный светильник с шестью рожками, а всю заднюю стену скрывали необъятного вида занавеси: они крепились кольцами к шесту, укрепленному под потолком, а не были, как положено, намертво прибиты к бамбуковой палке.

Мансур и Яо сели на пол скрестив ноги, и Чао Тай, немного поколебавшись, последовал их примеру. Мансур, очевидно, заметил его неуверенность, так как вновь заговорил юта своем неспешном северном диалекте:

– Я надеюсь, почтенного гостя не беспокоит сидение на полу?

– Я воин, – мрачно ответствовал Чао Тай, —а потому приучен к любым неудобствам.

– Однако мы находим свой образ жизни вполне удобным, – холодно отозвался хозяин.

Чао Тай инстинктивно невзлюбил араба, хотя не мог не призвать, что личность он незаурядная. Мансур обладал тонким, резко очерченным лицом с крючковатым, как у птицы, носом и длинными, закрученными вверх, на чужеземный манер, усами. Держался он очень прямо, а под свободным белым одеянием угадывались крепкие мышцы. Наверняка это умелый и выносливый боец.

Желая нарушить неловкое молчание, Чао Тай указал на замысловатую надпись, бежавшую вдоль стены под потолком.

– Что означают эти причудливые завитушки? – полюбопытствовал он.

– Это арабская надпись, – торопливо пояснил Яо, – отрывок из священного текста.

– И сколько же букв в вашем языке? – спросил Чао Тай у Мансура.

– Двадцать восемь, лаконично ответил тот.

– Благое Небо! – воскликнул Чао Тай. – И все? А у нас больше двадцати тысяч иероглифов, если хотите знать!

Губы Мансура скривились в презрительной усмешке. Повернув голову, он хлопнул в ладоши.

– Каким образом, провалиться этим арабам на месте, они умудряются излагать свои мысли, используя всего двадцать восемь буки? – понизив голос, спросил Чао Тай соотечественника.

–. У них не так много мыслей, чтобы тут возникали трудности, – с тонкой улыбкой в ответ шепнул торговец. – А вот и угощение!

Вошел молодой араб с медным подносом, украшенным гравировкой, где было несколько жареных цыплят, кувшин с каким-то питьем и три отделанные финифтью чаши. Разлив по чашам бесцветную жидкость, юноша удалился. Подняв свою, Мансур без особого восторга приветствовал гостей:

– Добро пожаловать в мой дом!

Чао Тай осушил чашу и счел, что благоухающий анисом крепкий напиток довольно приятен на вкус. От цыплят исходил восхитительный запах, но тайвэй не знал, как к ним подступиться, так как не видел палочек для еды. Пропустив еще по чаше, Мансур и Яо разорвали цыплят на части руками и принялись за еду. Чао Тай молча последовал их примеру. Откусив кусочек ножки, он нашел мясо превосходным. После цыплят подали блюдо с выложенным горкой шафрановым рисом, зажаренным вместе с кусками ягненка, изюмом и миндалем. Это кушанье тоже пришлось тайвэю по вкусу; как и остальные, он ел захватывая горстку риса пальцами. Покончив седой, он омыл руки в чаше с душистой водой, поданной прислужником, затем откинулся на подушки и, не сумев согнать с лица довольную улыбку, заметил:

– Воистину очень вкусно! Давайте выпьем еще! – и после того, как они вновь осушили чаши, сказал Мансуру: – А знаете, мы с вами соседи! Я остановился на постоялом дворе «Пять Бессмертных». Но верно ли я понял, что

все ваши соотечественники живут в этом квартале?

– Большая их часть. Мы любим селиться подле своих святынь. Молитвы правоверных возносятся к небу с вершины минарета, а когда один из наших кораблей входит в бухту, мы зажигаем огонь маяка и молимся, благодаря за его благополучное возвращение. – Мансур глубоко вдохнул. – Лет пятьдесят тому назад один из родичей нашего пророка – да хранит его Аллах! —пришел в этот города, а потом умер в хижине у Южных ворот. С тех пор многие правоверные поселились в этом святом месте, дабы оставаться поближе к его гробнице. А моряки ваши обычно находят кров неподалеку от причала, на одном из шести больших постоялых дворов.

– Я познакомился тут с одним мореходом, —обронил Чао Тай, – и этот малый по имени Ни владеет вашим языком.

Мансур встревожено посмотрел на гостя.

– Отец Ни был ханьцем1, а вот мать – персиянкой, – без всякого выражения уточнил он. – Эти персы – полные ничтожества. Наши славные воины во главе с великим халифом изрубили их в кровавое месиво. В битве при Нихавенте, сорок лет назад.

Яо, предложив выпить еще по чаще, спросил:

– А правда ли, что к западу от владений халифа обитает белокожий народ с голубыми глазами и желтыми волосами?

– Таких людей не бывает, – возмутился Чао Тай. – Если только это не духи или демоны!

– Однако они существуют на самом деле, —мрачно подтвердил Мансур. – И к тому же хорошо дерутся. Светловолосые даже умеют писать, только не так, как мы, а наоборот – слева направо.