Убийство в Леттер-Энде. Приют пилигрима

Старший инспектор побагровел. Непочтительный сопляк. Иногда ему хотелось дать отпор Фрэнку. Иногда он давал. Этим утром у Лэма возникло такое желание, и он его исполнил. Умничающих юнцов он всегда не терпел и терпеть не будет. Фрэнк хороший парень, но отпор на него не действовал – слишком уж вольно высказывал свои взгляды. А теперь сводит с ним счеты. Неподчинение – вот что это такое, и он поставил своего начальника в затруднительное положение. Нельзя наказывать человека за почтительность. Лэм довольно громко произнес:

– Еще рано высказывать мнения, но если бы местные полицейские не думали, что это убийство, то не вызвали бы нас.

Фрэнк Эббот слегка кивнул с холодным видом:

– Вы правы, сэр.

– Начальник полиции графства не хочет ввязываться в это дело. Думаю, его мнение для нас не важно. Ему давно пора в отставку. Но этот инспектор – как там его фамилия, Смердон? – человек умный, и что он думает, понятно. Доктор Хетуэй. Знаешь, он прав относительно самоубийств снотворным – все они берут эти снадобья в постель. Думаю, это естественно – то, что называется связью идей. Ты ложишься в постель и засыпаешь – особенно женщины. Единственное исключение, по-моему, люди, которые хотят напрочь исчезнуть – они уходят в лес или еще куда-нибудь, где, как думают, их никогда не найдут. Теперь взять эту миссис Леттер – умная, утонченная, притом красавица. Она поссорилась с мужем. Муж застал ее в комнате двоюродного брата посреди ночи. По словам миссис Марш, она вешалась ему на шею, а он ее не взял. Тут входит муж, говорит, что все слышал, и прогоняет ее. Для женщины такой удар по самолюбию – самое страшное. Она могла бы совершить самоубийство.

Фрэнк Эббот молча кивнул. Лэм продолжал:

– Могла бы, но я себе этого не представляю. На мой взгляд, такая женщина устроила бы спектакль – хотя бы слегка приоделась. Знаешь, самоубийцы так поступают. Думают: «Они пожалеют, увидев мое бездыханное тело» – особенно женщины, кончающие с собой из-за любовных дел. Они хотят произвести сильное мелодраматическое впечатление, которое заставит всех говорить о них, и вынудит того самого мужчину до конца жизни помнить о произошедшем. Судя по отзывам, миссис Леттер вряд ли пожелала бы уйти тихо, не причиняя никому неприятностей. Женщина, сумевшая вызвать к себе такую неприязнь, захочет произвести эффект. Накрасится, причешется, наденет лучшую ночную рубашку и оставит записку о самоубийстве, чтобы изранить чувства мужчины.

Равнодушное выражение исчезло с лица Фрэнка. Он сказал:

– Да, полагаю, вы правы.

Рассуждая, Лэм пришел в хорошее настроение:

– Тогда я должен быть прав! Так вот, если это не самоубийство, то, значит, убийство. А если убийство, то убийца кто-то из людей в доме – кто-то из семи. Мистера Энтони Леттера исключим – его здесь не было. Надо сказать, повезло. И, насколько я понимаю, мотива у него не имелось. Женщину не травят из-за того, что она вешается тебе на шею. Остаются муж мистер Джимми Леттер, две его сводные сестры, которые, собственно, не сестры…

– Дочери его мачехи.

– Совершенно верно. Остаются они, мисс Мерсер и обслуга – старая кухарка, проведшая здесь много лет, семнадцатилетняя судомойка и миссис Глэдис Марш. – Лэм повторил ее имя с сильной неприязнью. – Миссис Глэдис Марш. Сочувствую ее мужу, кто бы он ни был. Сущая дрянь, вот что я скажу. У нее хватило бесстыдства строить мне глазки.

Сержант Эббот с невозмутимым видом произнес:

– Невероятно, сэр!

– Как это – невероятно? Ты же видел ее, разве не так?

Последовал вполне почтительный ответ:

– Я счел бы это невероятным, если б не видел ее.

Лэм хмыкнул:

– Ну, дрянь она или нет, думаю, ее можно исключить. Никакого мотива у нее я не вижу. Она была, насколько я понимаю, чем-то вроде избалованной любимицы, и если бы имела какое-то отношение к случившемуся, то вряд ли стала бы высовываться. Наверно, мы бы ничего не узнали о приступах рвоты у миссис Леттер и об утверждениях, что ее кто-то хочет отравить, если бы миссис Глэдис Марш не выдала этого в приступе истерики. Не думаю, чтобы нам мог сказать это кто-то еще. Все они будут держаться заодно. Естественно – семья. А старая кухарка провела у них на кухне пятьдесят с лишним лет. Такие люди будут стоять за членов семьи крепче, чем они друг за друга.

– Plus royaliste que le roi[9], – пробормотал сержант Эббот и поспешно добавил: – Вы совершенно правы, сэр.

Лэм свирепо уставился на него.

– Прав, значит? И позволь сказать тебе, что родной язык для меня достаточно хорош, а если для тебя недостаточно, то зря! Если тебе приходится говорить что-то на иностранном языке, то либо это что-то постыдное, либо ты выставляешься.

Разозлив начальника, Фрэнк сделал стратегическое отступление:

– Шеф, этот цитата.

– Тогда цитируй по-английски! В твоем распоряжении весь Шекспир, разве нет? Цитат у Шекспира множество.

– Совершенно верно, сэр.

– Вот и пользуйся ими! И не обращайся ко мне на чужих языках – это выводит меня из равновесия! О чем я говорил?

– Что миссис Мэнипл будет стоять за членов семьи крепче, чем они друг за друга.

Лэм кивнул.