Убийство в Леттер-Энде. Приют пилигрима

Опасный миг прошел. Она положила монеты на край письменного стола и сказала:

– Как хочешь. Можешь считать ее заблаговременным рождественским подарком, тогда тебе не придется ломать голову, что подарить мне через три месяца.

Энтони дал ей суровый отпор:

– Разве я делаю тебе рождественские подарки?

Джулия ответила:

– Нет – с тех пор, как у нас были рождественские елки.

Зачем она это сказала? Ее слова прозвучали одновременно с воспоминанием, какими безмерно приятными были те дни и какими безмерно далекими. Она словно бы оглянулась на далекую маленькую, яркую картину. Сильно побледнела и услышала, как Энтони сказал со странной ноткой в голосе:

– Зачем нам разговаривать стоя? Ты выглядишь совершенно усталой.

Джулия с радостью опустилась на диван и ощутила за спиной подушку. На какой-то сумасшедший миг она не представляла, что сделает. Она могла расплакаться, могла повалиться на колени. Обе альтернативы казались до того унизительными, что о них невыносимо было думать. Джулия услышала свой голос:

– Слишком жарко для домашней работы.

Она увидела, что Энтони нахмурился. Последний раз они встречались на похоронах ранним утром неделю назад. Ужасно! Почему она не может думать о чем-то другом? Никто из тех, что были там, не захотят больше думать о них. Но, конечно, из головы этого не выбросишь. Джулии хотелось, чтобы Энтони не приходил. Хотелось, чтобы он ушел. Хотелось быть уверенной, что она не заплачет. И она ничего не могла с этим поделать.

Энтони нарушил молчание:

– Мое дорогое дитя, в этом кораблекрушении кое-кто уцелел. Например, ты и я. Разве тебе необходимо смотреть на меня так, словно мы не только мертвы, но и погребены? Немедленно перестань! Какими ты оставила других уцелевших?

Он с удовольствием заметил, что на ее щеки вернулся легкий румянец. Джулия поспешно ответила:

– Извини, я не хотела. Будь глаза у меня голубыми, все было бы хорошо.

– Дорогая, голубые глаза бы тебе не пошли.

– Знаю. Однако я не раздражала бы людей, глядя на них. Мне часто об этом говорят, но я постоянно забываю.

Энтони рассмеялся:

– Неудивительно. Нас задевает прикосновение к сердечным струнам. Оно всем не по душе. Улыбка помогает переносить эти касания. Сделай попытку! Как там Джимми?

Джулия с облегчением ответила:

– Определенно лучше. Знаешь, он не хочет брать деньги Лоис.

– Я и не думал, что возьмет.

– Да. Он написал адвокатам с просьбой принять меры для скорейшего возвращения этих денег Даблдеям. Это значительно улучшило его настроение. И Минни отлично его поддерживает. Постоянно прибегает к нему с проблемами, которые никак невозможно решить без участия мужского ума – с новыми прокладками для кранов в ванной, с составлением объявления, что нужен дворецкий, сколько составят дополнительные пять процентов в счетах прачечной, с просьбой убрать громадного паука из раковины в комнате служанки, потому что миссис Хаггинс ушла, а они с Элли сами не могут. Для него это очень полезно. Конечно, ему надо было бы давным-давно жениться на ней.

– Вряд ли ему это приходило в голову, – заметил Энтони.

– Наверняка нет. Но только подумай, от чего мы были бы в этом случае избавлены! На сей раз, могу сказать тебе, я позабочусь, чтобы пришло.

Энотони рассмеялся, но не перестал хмуриться.

– Оставь их лучше в покое.

– О, пока я ничего делать не стану. Все будет хорошо, пока Ронни и Элли там, но когда Ронни придется уехать на работу, и Элли вместе с ним, тут придется указать Джимми, что Минни никак не может оставаться и вести для него дом. Это будет очень неприлично.

– Ерунда!

– О, в деревне нет. Притом требуется только заставить Джимми подумать. Минни сделает его безмерно счастливым, и он заслуживает чего-то, чтобы все это загладить. Она тоже.

– Женщины совершенно бессовестны. Только и думают о том, как бы уложить несчастного мужчину, куда им хочется – в ягдаш.

– Это очень приятный ягдаш, – сказала Джулия мягким грудным голосом.

– Да, так вы нас туда и заманиваете. Всеми удобствами домашней жизни и кольцом в носу – приятным, крепким, нерушимым обручальным кольцом. У вас миллионы лет опыта, и вы превосходно научились этому, дорогая.

Когда Энтони произнес «дорогая», сердце у Джулии сжалось. Боль заставила ее выпрямиться и произнести:

– Так вот, у меня нет ни ягдаша, ни кольца – твой нос в полной безопасности. И чем скорее ты объявишь всем, что мы расторгли помолвку, тем больше я буду довольна.

Энтони поднял палец.

– О, этот твой характер, дорогая! Всегда считай до ста перед тем, как говорить. Это может слегка замедлить разговор, но лучшие медицинские авторитеты согласны в том, что лихорадочные спешки машинного века сокращают нам жизнь.

– Несмотря на это, люди теперь живут гораздо дольше, чем раньше. Помнишь, что мистеру Пиквику было всего сорок три года, и все говорили о нем как об «уважаемом старом джентльмене»?