— Ночью вы заманили меня на зуботычину, хотя я не напрашивался. Из меня, лежачего, вы чуть дух не вышибли. Так что у меня, знаете ли, ещё не было шанса.
— Чёрта с два не было. И я вовсе…
— А теперь свидетели имеются, — продолжал я. — Слабо снять пиджачок да попытаться по-честному? Не страшно? Или прощения у меня попросите?
Он, как мне показалось, надолго уставился на меня, не произнося ни слова, а затем медленно принялся стаскивать с себя куртку. Тоже сняв пиджак, я, пройдя пару шагов, перекинул его через изгородь. Засучивая рукава, я принялся оценивать противника.
Кингмэн был, конечно, здоров; однако, в основном, за счёт жира. Если только не подпускать его к себе, самому же парочку раз врезать ему в брюхо, он быстро выдохнется. Бицепсы его выглядели могучими, но руки были коротки; стоило им, однако, меня достать, мало бы мне не показалось. Кулаки — с добрый булыжник; но я полагал, что смогу, непрестанно уворачиваясь, держаться от них подальше.
Да и возраст был на моей стороне — преимущество лет в пятнадцать, если не более. Шериф подходил к сорока и по виду был далеко не в форме; мне не верилось, что он сможет продержаться более пяти или десяти минут.
Я отступил на открытое место и воздвиг свои кулачки, словно бы так и собирался стоймя стоять да махать ими. Шериф уверенно двинулся на меня. Его левая рука была приподнята — он воображал, будто бы она послужит ему щитом; правая же была отнесена назад для хватского замаха. Увидя такое, я уж понял, что мне, даже несмотря на ребро, вполне удастся выкрутиться. Знай он на деле, как нужно драться, мне пришлось бы туго.
Левой я легонько двинул его в торец поверх защиты и тут же отпрыгнул назад, когда шерифова правая рука описала полукруг, не достав до моей головы целого ярда. Пока он пытался сохранить равновесие после этого дурацкого вращательного движения, я сделал выпад, двинув его правой над самым брючным ремнём. Тычок вышел так себе; я попросту, можно сказать, испробовал шерифа на прочность да уверился, что могу при этом уцелеть.
Мой удар явно был для него болезнен, но и для меня тоже. В боку резануло, и я понял, что мне следует отказаться от ударов правой и работать почти одной лишь левой рукой.
Шериф бросился на меня; я засеменил ногами, отступая и кружа вокруг противника. При этом я продолжал колоть его короткими левыми, в основном поверх его защиты, но когда он поднимал эту руку повыше, до уровня носа, я целил под неё, заставляя вновь опускать руку. Я продолжал отступать — в общем, боролся словно Уолкотт против Луиса. Но я был счастливее Уолкотта, поскольку шериф не был столь тренирован, как Луис. Что ни шаг, он более и более задыхался.
Я почувствовал боль в моём повреждённом ребре и нанёс правой ещё три удара шерифу в брюхо. Всякий раз я выгадывал то мгновение, когда он терял равновесие в результате недолёта своих круговых ударов.
Через три, а может быть через четыре минуты шериф уже дышал словно паровоз, а его глазки налились кровью от натуги; из носа бежала струйка крови, капли которой срывались с подбородка.
От него я получил один-единственный удар — тыльной стороной левой руки, который он, вероятно, и не думал мне наносить. Это удар прошёлся по моему черепу вдоль, но в глазах пошли круги, а в голове загудело. В результате я двадцать или тридцать секунд перебирал ногами, но это оказалось столь же действенным, словно бы я нанёс ему по удару справа и слева. Гоняясь за мной, шериф выдохся.
Когда Кингмэн остановился, чтобы перевести дух, и его язык форменным образом вываливался изо рта, я, заскрипев зубами от боли в боку, почти до запястья погрузил свой кулак ему в солнечное сплетение. Шериф издал нечто вроде «У-уф!» и осел наземь. Это не был нокаут и даже не нокдаун; у него просто отшибло дыхание.
Я и сам к этой минуте дышал с трудом, но держался наготове, случись ему подняться вновь и двинуться на меня. Однако по всему было видать, что шерифу это вряд ли под силу.
Позади меня раздался сдержанный голос:
— Ну, вы даёте.
Я обернулся и увидал доктора Корделла — того самого, кто этой ночью в номере отеля «Тремонт-Хаус» наложил мне на больное место бандажную ленту. На мгновение я удивился — что он здесь делает? — но затем получил ответ, когда Вилли Эклунд произнёс:
— Всё уже закончилось, док.
Тут я понял, что, в дополнение к частной практике на моём ребре, доктор Корделл, должно быть, ещё и окружной коронер.