Убийство в музее восковых фигур

— Буду предельно откровенен. В свое время, — он говорил тоном человека, оказывающего величайшую милость, — я серьезно рассматривал возможность просить ее стать моей женой. Но она не продемонстрировала понимания уровня задач и обязанностей дипломата. Нет, не продемонстрировала! Она равным образом не понимает, как должна вести себя супруга дипломата. Мужчины — это, конечно, другое дело… — Он махнул рукой и рассудительно продолжал: — Они имеют право на крошечные шалости, не так ли? Но жена Цезаря… Вам наверняка известно это высказывание? Бесспорно, известно. Кроме того, в ее характере я заметил некоторую жесткость. Так не похоже на Одетту! Одетта так внимательно слушала, когда я говорил. Она верила в мою карьеру… Интересно…

У молодого человека вдруг дернулась щека. Вынув из кармана нестерпимо яркий носовой платок, он промокнул им свою розовую физиономию. Казалось, ему было трудно приступить к существу вопроса, который он сам и поднял.

— Так что же вы хотите нам сообщить, мсье? — спросил Бенколен. Он улыбался, кажется, в первый, раз за день.

— Мы все, — возобновил повествование Робике, — обожали потешаться над Одеттой из-за ее, как бы сказать, «домашности». Она соглашалась выходить из дома только с Робером Шомоном, и все в таком духе. Мы больше прикидывались насмешниками. Лично я в глубине души ею восхищался. Это подходящая жена для дипломата! Помню, как-то после игры в теннис в «Туринг-клубе» мы попытались завлечь Одетту на вечеринку. Все смеялись, когда она отказалась. Клодин Мартель заявила: «Ах, у нее же есть капитан в Африке» — и живописала, как он крутит усищи и размахивает шпагой, воюя с риффами.

— Я вас слушаю, мсье.

— Вы спросили наверху, не появился ли у нее в последнее время интерес к другому мужчине. Ответ однозначен — нет. Но, — Робике понизил голос, — недавно в одном из писем Клодин намекала, что Робер развлекается на стороне и Одетта знает об этом. Поймите, я ничего не имею против него. Естественное поведение для молодого человека, если, конечно, он хранит все в тайне.

Я покосился на Бенколена. Информация, которую в своей невнятной манере сообщил Робике, выглядела крайне неправдоподобно. Такое поведение абсолютно не соответствовало характеру Шомона. Глядя на розовое остроносое личико Робике, понимая, на что он готов пойти ради карьеры — «естественное поведение для молодого человека, если он, конечно, хранит все в тайне», — видя его маленькую, трусливую душонку, я не мог поверить его словам о Шомоне. Но сам Робике, вне всякого сомнения, в это верил. Бенколен же, к моему величайшему изумлению, проявил к сообщению дипломата живейший интерес.

— Развлекался на стороне? — повторил он. — С кем, мсье?

— Этого Клодин не писала. Она сообщила о Шомоне походя и добавила немного таинственно, что не очень удивится, если Одетта со своей стороны тоже что-нибудь выкинет.

— И никаких дополнительных намеков?

— Никаких.

— Вы полагаете, что этим вызвано изменение отношения мадемуазель Дюшен к капитану?

— Я видел Одетту довольно давно и не могу сказать, изменилось ее отношение или нет. Но вы упомянули об этом, и я вспомнил про письмо.

— Письмо, случайно, не с вами?

— Вполне вероятно. — Он сунул руку во внутренний карман пиджака. — Я получил его незадолго до моего отъезда из Лондона.

Робике начал просматривать извлеченные из кармана письма, что-то бормоча про себя. Несколько помрачнев, он вернул бумаги на место и сунул руку в задний карман брюк. В вопросе Бенколена молодой человек уловил твердую настойчивость, и то значение, которое он приобретал как свидетель, повергло его в большое волнение. Оказалось, что нас поджидала неожиданная удача. Этот лихорадочный и беспорядочный поиск письма под нашим неотрывным взглядом повлек серию событий, позволивших успешно завершить следствие. Из заднего кармана Робике извлек бумажник, какие-то листки. Рука опять скользнула под пиджак. На пол вывалился конверт, пустая сигаретная пачка и предмет, который, звякнув при ударе о паркет, остался лежать, поблескивая в полоске света, пробивающегося сквозь жалюзи.

Это был маленький серебряный ключ. Робике не обратил на него никакого внимания. Казалось, что он даже перестал нас замечать. Раскрыв бумажник, молодой человек что-то раздраженно промычал. В этот момент в дело вступил Бенколен.

— Позвольте мне вам помочь, — сказал он и поднял ключ.

Я машинально сделал шаг в сторону сыщика. На его ладони лежал ключ — чуть больше тех, которые используются в обычных пружинных замках. На нем изящным шрифтом было выгравировано: «Поль Демулен Робике» и номер «19».

— Благодарю, — рассеянно пробормотал Робике. — Нет, письмо, видимо, не здесь. Если надо, я его принесу…

Он поднял глаза, стоя с протянутой рукой, удивленный, что Бенколен все не отдает ему его вещь.

— Простите, мсье, что я начинаю вмешиваться в ваши личные дела, но, поверьте, на то у меня есть веская причина, — сказал детектив. — Меня весьма интересует этот ключ, по совести, гораздо больше, чем письмо. Где вы его получили?

Все еще глядя в глаза детективу, Робике занервничал и встревожился. С трудом он сглотнул слюну.