Убийство в музее восковых фигур

Джина Прево сидела спиной ко мне на пухлом диванчике, откинувшись назад, как будто от сильной усталости. Свет лампы падал на ее золотистые волосы и черный меховой воротник вечернего платья. Два бокала-тюльпана стояли на подставке для лампы, рядом с которой находился треножник с ведерком со льдом, над которым поблескивала золотая фольга бутылки. (До сих пор не могу понять, каким чудом я не сшиб все это, пересекая комнату в темноте.) В моем поле зрения возник Галан, на его лице, подобно маслянистой пленке, лежало уже знакомое мне выражение благодушия. Галан теребил пальцами кончик носа — видимо, привычка. Взгляд его был преисполнен заботы, однако линия рта выдавала самодовольное удовлетворение. Некоторое время он молча изучал девушку.

— Ты выглядишь нездоровой, моя дорогая, — проговорил Галан.

— Разве это удивительно? — Голос Джины звучал холодно и монотонно. Казалось, что она заставляет себя изо всех сил сдерживаться. Девушка подняла руку с сигаретой, и в полосе света появилось густое облако табачного дыма.

— Сегодня здесь появился твой друг, моя дорогая.

— О?!

— Я думаю, тебе будет приятно узнать, что это молодой Робике. — Все это было произнесено довольно пренебрежительным тоном.

Она промолчала. Галан опять внимательно посмотрел на нее. Его веки подрагивали чуть удивленно, как будто он взирал на дверцу сейфа, не пожелавшую открыться после набора нужной комбинации цифр.

— Мы сказали, — продолжал он, — что окно в его комнате разбила уборщица. Пятна крови, естественно, давно замыты.

Пауза. Джина Прево медленно раздавила в пепельнице окурок.

— Этьен, — произнесла она с повелительной ноткой в голосе, — налей мне шампанского. И сядь, пожалуйста, рядом.

Галан открыл бутылку и наполнил бокалы. Он не сводил с Джины взгляда, в котором таилась угроза. Когда Галан уселся рядом с девушкой, та слегка повернулась, и я увидел миловидное личико, розовые губы и контрастирующий со всем ее обликом пустой взгляд.

— Этьен, я иду в полицию.

— Ах вот как! И зачем же?

— Рассказать о смерти Одетты Дюшен… Я решилась сделать это сегодня днем. За всю свою жизнь я никогда не питала к кому-либо искренних чувств. Подожди, не перебивай. Разве я когда-нибудь говорила, что люблю тебя? Сейчас я смотрю на тебя, — последовал короткий, словно удар плети, взгляд, — и вижу перед собой весьма привлекательного мужчину с красным носом.

Она вдруг рассмеялась.

— Ты спросишь, какие чувства меня всегда обуревали? Я отвечу — лишь одна страсть: петь. Я растранжирила ради этого все свои эмоции, я была все время в таком напряжении, что превратилась в неврастеничку. И вот… — Она повела рукой, расплескивая шампанское.

— Это все весьма любопытно. Послушаем…

— И вот вчерашний вечер. Только тогда я наконец по-настоящему рассмотрела своего бесстрашного рыцаря. Я отправилась в клуб на встречу с Клодин и вошла в переход, когда убийца наносил удар. И затем…

— Так что же затем?.. — В его охрипшем голосе звучала угроза.

— От страха я потеряла голову. Я помчалась прочь по бульвару и наткнулась на тебя, выходящего из машины. Моя защита и опора. Я бросилась к тебе, едва держась на ногах… И что же делает мой титан, когда слышит об убийстве? — Она наклонилась вперед с застывшей на губах улыбкой. — Мой рыцарь вталкивает меня в автомобиль и приказывает ждать. Он намерен встать на мою защиту? Как бы не так! Мой Ланселот заскакивает в первую подвернувшуюся под руку ночную забегаловку, где его все видят. Он создает себе алиби на тот случай, если ему вдруг начнут задавать вопросы. И он торчит там, пока я, практически обезумев, корчусь на заднем сиденье его автомобиля.

Галан не нравился мне и раньше. Но раньше я не испытывал к нему такой яростной, ослепляющей ненависти, которая овладела мной после рассказа Джины Прево. Теперь я не боялся разоблачения. Размазать по его роже кровавой кашей красный нос… какое бы это было счастье. Можно уважать зло, обладающее мужеством, но не такую мразь. Его лицо, повернутое к девушке, исказила злобная гримаса.

— Что ты еще можешь сказать? — с трудом выдавил он.

— Ничего.

Она вздохнула, но тут же замерла. Ее взгляд остановился, когда она почувствовала движение огромной лапы, лежащей на спинке дивана.

— Не надо, Этьен! Не делай этого! Я тебе еще кое-что скажу. Сегодня, перед уходом из театра, я послала письмо человеку по имени Бенколен…

Гигантский кулак сжался, и узлы мышц вздулись на запястье. Я не видел лица, но было заметно, как играли желваки на скулах. Еще мгновение, и он взорвется с неистовой силой.

— Письмо, Этьен, содержит некую информацию. Какого рода и как много, я тебе не скажу. Но если со мной что-то произойдет, уверяю тебя, ты отправишься на гильотину.

Воцарилась тишина. Потом Джина сказала сипло:

— И вот теперь я узнала цену тому, что считала настоящей жизнью. Сегодня, увидев Одетту в гробу, я припомнила все: и как я издевалась над ней за ее «домашность», как обзывала ее идиоткой, получающей удовольствие от повседневности, как ненавидела ее за это и как думала, что она нуждается в хорошей встряске… и я вспомнила ее выражение лица в тот момент…