Убийство в Невском переулке

— Я слишком бедна, чтобы иметь средства, и не имею таких знакомых, которые давали бы мне на хранение, как вы выразились, ценные бумаги, деньги и, — она передразнила сыскного агента, — иные вещи.

В комнатах подозреваемой в связи с исчезнувшим Цехановичем ничего не нашли, кроме нескольких писем без конвертов.

Побледневший Жуков нервически покусывал верхнюю губу и в нетерпении ходил по комнате, мысли перескакивали с одного на другое, потерпеть поражение в заведомо выигрышном деле было для помощника Путилина сродни самоубийству.

Столько потрачено сил, а все впустую.

Госпожа Грушевская презрительно кривила губы, смотря серыми глазами на сыскного агента, в них читалось: «Ищите, ищите, может быть, дырку от иголки найдете!»

— Видимо, произошла досадная ошибка, — пробормотал невразумительно Миша, Алина продолжала сидеть даже тогда, когда полицейские, пришедшие с обыском, направились к выходу, — именно в эту минуту что-то щелкнуло в голове Жукова. — Мадемуазель, — он подошел к креслу, в котором расположилась госпожа Грушевская, — не соизволите ли подняться?

Алина вспыхнула, но продолжала сидеть.

Путилинский помощник расплылся в улыбке.

— Мадмуазель, не соизволите ли подняться с кресла? — Грушевская, словно не слышала слов сыскного агента. — Не заставляйте, — голос Миши звучал ласково и трепетно, — применять силу.

— Господин полицейский, — послышался голос сзади, — что вы себе позволяете?

— Федор Петрович, — голос Миши звучал не с нотками металла, а именно металлом, — если вы не хотите быть обвиненным в соучастии, то попрошу помолчать. Итак, — нежно и с улыбкой, — вы намерены подняться с кресла?

Плечи барышни поникли, и она с трудом, преодолевая нежелание, встала.

— Благодарю, позвольте? — Жуков поднял пакет, на котором сидела Алина, вскрыл. — Как и ожидалось, — добавил он, — акции Государственного банка на сумму десять тысяч рублей. Госпожа Грушевская, не поясните, кому принадлежать эти ценные бумаги?

— Мне, — Алина закрыла руками лицо.

— Тогда следующий вопрос: откуда они у вас?

— Вы же знаете сами, — процедила барышня.

— Госпожа Грушевская, преступление остается преступлением, даже исполненным во имя любви. — Путилин вышагивал по кабинету, в душе клокотало чувство, что столь юная девушка может быть не только причастна к краже облигаций, но и пострадать за милого Михаила.

— Мне совестно, — призналась Алина и прижала к лицу платок, — что я косвенным образом стала соучастницей столь неприглядного события.

— Давайте, милая барышня, называть все своими именами, — Иван Дмитриевич остановился, — не знаю, косвенным или прямым, но вы стали участницей кражи, наглой и беззастенчивой.

— Я…

— Не надо, — начальник сыскной полиции поднял кверху руку, призывая Алину к тишине, — вы — молоды, красивы, неужели возникла такая потребность: провести несколько лет жизни в тюрьме среди заядлых преступниц?

— Я…

— Госпожа Грушевская, мне кажется, вы не до конца понимаете свое положение. Вы, если говорить прокурорским языком, преступница. — Иван Дмитриевич остановился напротив Алины и смотрел в ее лицо сверху вниз. — Да, да, преступница, — он выделил последнее слово, — и не столь важно, что ваше участие в этом деле, может быть, только в том, что вы обменяли краденую облигацию на ценные бумаги. Вы все равно остаетесь преступницей.

— Я понимаю, — голос Грушевской был сух, — все, что вы говорите, но я стала сама жертвой Ми… господина Цехановича, и я не хочу нести наказание за несовершенное мной.

— Что вы предлагаете? — Путилин сел за стол и положил руки на столешницу.

— Я хочу доказать вам, что я — всего лишь жертва.

— Хорошо, каким образом?

— Господин Цеханович должен прислать мне письмо после того, как устроится на новом месте.

— Где?

— Он собирался плыть в Америку, где проживает его двоюродный брат Жоли.

— Жоли? Странное имя.

— Георгия, там его зовут Жоли.

— Значит, вы должны получить от него письмо?

— Да, в нем он подробно опишет, как мне к нему ехать.

— Почему я должен вам верить?

— Я — молода и не слишком задумываюсь о событиях, происходящих вокруг меня и со мной, но только арест отрезвил меня. Я никогда не шла против закона и сейчас не имею желания.

— Но любовь, привязанность?

— Каждый человек может заблуждаться. Теперь я думаю, почему Ми… Цеханович, — поправилась Алина, — не взял меня с собой сразу? Вы не находите это по крайней мере странным?

ЧЕРЕЗ МЕСЯЦ ГРУШЕВСКАЯ получила письмо из Америки — колебаний не было, она отнесла его в сыскную полицию. Цеханович в хвастливых выражениях описывал свои приключения. Как он из Вильны направился в Эйнкунен, где всего за сто пятьдесят рублей местные контрабандисты вывезли его из империи, и заявлял, что теперь он свободный человек. Только в последних словах Цеханович вспомнил об Алине.

— Господин Путилин, я не хочу чувствовать себя преступницей, у меня своя жизнь, свои ученики, пусть небольшие деньги, но получены честным путем, — Алина протянула письмо Ивану Дмитриевичу.

— Вы не жалеете об этом? — Начальник сыскной полиции положил руку на письмо.

— Нет.

После прочтения Путилин посмотрел задумчиво в окно и сказал: