Убийство в Оптиной пустыни

Ставя в графе протокола: «Допрос окончен», «11.00» осторожно стукнул носком ботинка по торчащей из-под платья туфле послушницы:

— Вы знаете, где Козельская прокуратура?

— Боже упаси! — вскочила молодка.

— Но все равно заходите…

Когда послушница, крестясь, выскочила, прокурор сам перекрестился:

— Вот недотрога…

Прокурор не унывал, ведь он находился в своей вотчине и мог многое себе позволить. Вся Козельская земля пребывала под его зорким оком и уж, конечно, монастырь с его монахами и, главное, послушницами. И, чувствуя свое превосходство над божими человечками, он не стеснялся ни в выражениях, ни в поступках, как та же гостья из Калуги Грищенко, тот же оперок, который теперь прибегал, сообщал последние новости: нашли шинель, кепку… привезли кинолога с собачонкой.

Прокурор спрашивал следующего свидетеля и писал:

«Касаткин Аркадий Валерьевич… родился 25 ноября 1961 года в Пскове… Временно не работает… Проживает в Санкт-Петербурге…»

Спросил:

— Аркадий Валерьевич, а что вас так далеко с Невы занесло?

— На Святую землю…

— А кто на Святой земле «закон»?

— Бог. — Касаткин посмотрел вверх.

— И не угадали, — загыгыкал прокурор. — Я…

После маленьких пререканий выяснял и записывал:

«…2 марта приехал в Оптинский монастырь как паломник, чтобы пройти пост и получить благословение на Пасху. Жил в гостином доме паломников. Основное место нахождения было на нижней вахте. 17 апреля 1993 года началось праздничное пасхальное богослужение. В 24 часа пошел крестный ход».

«Во, а я на крестном ходу ни разу не был». — Прокурора будто укололо что-то внутри.

На листе протокола допроса жались друг к другу строчки:

«Ко мне в это время на вахту зашли паломники Дмитрий, Андрей и, кажется, Сергей. Сергей попросил позвонить, он звонил на Алтай, не смог дозвониться, так как никто не брал трубку».

Крестный ход в Оптиной

Прокурор:

— А сами ребята-то как? — щелкнул себе по шее.

— Все ребята в куртках, но малость датенькие, — засмеялся Аркадий Валерьевич. — Предложили мне отметить праздник…

— А ты отказался…

— Да…

«Алкашня! Непременно накатаю на монастырь представление», — мелькнуло в голове у прокурора. Он привык слать «телеги» направо и налево. В этом видел смысл прокурорской работы: катать и наказывать. Но мысль о наказании кого-либо в монастыре сразу затухла: кому накатаешь? Всевышнему, что ли…

Петербуржец:

— Они ушли. Через два часа вернулись. Поздравили меня с праздником, снова предложили выпить…

— И ты снова отказался…

— Отказался, — произнес с показной гордостью паломник.

У прокурора чуть не вырвалось: «Ну и дурак!»

Он бы выпил. Прокурор много водочки попил на халяву.

Аркадий Валерьевич:

— Больше никто ко мне не приходил…

Прокурор:

— А кто-нибудь ходил в монастыре в шинели?

Петербуржец задумался, посчитал на пальцах и сказал:

— Шесть человек…

— Видели ночью кого-нибудь в шинели?

— Видел человека в шинели!

— Кого?

— Да до него метров сорок было. Не разглядел…

— Что ж ты такой незрячий…

Прокурор посетовал, записал показания, в графе: «Окончание допроса» поставил «11.40».

— Могу идти? — спросил петербуржец.

— Свободен, — громко произнес и вкрадчиво добавил: — Пока…

Паломник быстро-быстро засеменил из кабинета.

Прокурор задумался: что за паломники? Что за шесть человек носили шинель?

Пыхтел, допрашивал. Вот в животе у прокурора заурчало. И он, словно диабетик, строго соблюдая режим приема пищи, попросил келейника наместника:

— Принеси-ка, братец, чего-нибудь похавать…

Ожидая, пока келейник принесет еду, вышел из дома наместника. Обратил внимание на коллег из областной прокуратуры, что-то рассматривавших на песке дорожки в скит. Пригляделся к УАЗу, на подножке которого кемарил милиционер. Его голова клонилась вперед и грозила вот-вот упасть. Погрозил пальчиком охраннику, но тот и усом не повел, зато сидевшая на пустырьке в ногах милиционера-кинолога овчарка загавкала, и охранник вздернул головой. Фуражка слетела и покатилась.

Вот заметил выбежавшего из трапезной служку с покрытым белым полотенцем подносом с едой и нырнул в дом.

— Хорошо разговелся. — Прокурор вытер платком губы.

Вернулся к допросам.

«Рябышкина Татьяна Михайловна… 4 марта 1949…» — ложились каллиграфические буковки и цифры в протокол. «Родилась в Сергиевом Посаде… место работы: послушник Оптиной пустыни…»

Благодаря своему каллиграфическому почерку прокурор продвигался по службе: начальники любили красиво написанные им донесения. А вот когда стали переходить на печатные машинки, рост и затормозился.

«Чего это от одного мужского монастыря в другой побежала?» — чуть не спросил послушницу.

Писал дальше:

«…В монастыре я более трех лет… Работаю диспетчером… 17 апреля… в 23 часа началась пасхальная праздничная служба, которая продолжалась до пяти утра 18 апреля… Я пошла в келью, затем в трапезную. От кельи я шла в сторону звонницы. Там звонили иноки Ферапонт и Трофим. Я послушала… Пошла в трапезную, увидела мужчину, который прятался за сложенными кирпичами…»

— Какой он из себя? Во что одет?

Оптина пустынь. 1993 год

Рябышкина: