Убийство в Оптиной пустыни

Сухие фразы кололи понятых. Об иноке Ферапонте они подобрали бы более мягкие слова, знали сибиряка с Енисея, который поражал глубиной своей веры и трудолюбием, но стояли, прикусив языки.

— «Рядом с головой трупа, — прокурор-криминалист выделяла голосом слово «труп», — на полу лежит головной убор — клобук. На трупе…»

— На теле, — вырвалось у москвича.

— Я сейчас на-ка-жу… — снова пробасила Грищенко.

В это время опер уталкивал в УАЗ к сидящим на заднем сиденье мужичкам длинноволосого бородача в бушлате, мохнатой шапке и кирзачах.

Тот отмахивался, упирался. Втолкнув бородача, оперок приставил к дверце милиционера:

— Не спускать глаз…

Оптинский лес

А сержант с собачкой проследовал за Мортыновым по дорожке к скитским воротам. Вот Мортынов остановился, поднес к носу пса лацкан шинели.

— Нюхай, Марк… — скомандовал сержант-кинолог и потом наклонил голову собаки к земле: — Искать!.. Искать…

Ищейка покружила по песку, принюхиваясь к чему-то, пошла вдоль забора, поворотилась, завиляла в обратную сторону.

Кинолог вышагивал за ней, поправляя свисающую сбоку кобуру с пистолетом:

— Марк, след… След!..

Собачка пробежала вдоль келий, выскользнула сквозь дыру в монастырском заборе, кинолог прошмыгнул за ней, свернула на грунтовку в лес.

Сержант вытащил из кобуры пистолет и, держа перед собой, побежал за овчаркой: вдруг напорется на преступника?

Прокурор-криминалист Грищенко достала из чемоданчика фотоаппарат, сделала несколько панорамных снимков звонницы, закинула фотоаппарат за спину. Отмахнула рукой от себя москвича: «Брысь», который отскочил в сторону… Грищенко перебросила ногу с сапожком через изгородку, вовсе не думая о том, что порвет юбку.

«Надо ж, ловко».

Присела около тела инока.

Записывала:

— «…одеты: ряса черного цвета… под рясой шарф… свитер темно-серого цвета… подрясник… — Вытащила из кармана плаща белые перчатки, натянула на руки, одной рукой полезла в глубокий карман рясы: — …в правом кармане подрясника… болоньевая сумка… под подрясником… вязаная кофта».

Инок Ферапонт. 18 апреля 1993 года

Собравшиеся вокруг звонницы паломники и послушники сторонились, утирали глаза от слез, а тех, кто хотел посмотреть ближе, отгоняли милиционеры:

— Расходись… Неможно…

Грищенко продолжала:

— «Брюки зеленого цвета с кожаным ремнем, кальсоны, трусы… На ногах обуты кирзовые сапоги…» — склонялась, рассматривала, что-то вымеряла пальцами, потом достала из чемоданчика раскладную линейку, мерила, записывала: — «На правой поле рясы на уровне живота имеется поперечное повреждение ткани… длиной примерно 4,5 см… на свитере примерно 6 см… Ткань в области повреждений пропитана кровью».

«Зарезали…» — терпеливо сносили неожиданное «послушание» понятые.

— «На подряснике… повреждение… на кофте… нательной рубашке…»

Оголила живот инока.

— А нас можно заменить? — вдруг спросил абхазец, глянув на людей вокруг.

— Какой неугомонный! Что, не знаешь, что коней на переправе не меняют? — едко произнесла Грищенко. — У меня каждый день мертвяки…

— А это не мертвяк! — вырвалось у москвича.

— Так, ребяты-демократы. — Распрямилась. — Вы что, хотите к этим злодеям?.. — Посмотрела затяжным взглядом на УАЗ.

В этот момент к машине подбежала собака и, забросив передние лапы на подножку, сунула нос в открытую дверцу к кирзачам бородача и сильно загавкала.

Бородач отдернул сапоги от ищейки.

Кинолог оттащил пса.

Оперок залез в УАЗ и мигом защелкнул на руках бородача наручники.

— Ладно-ладно, — спохватился абхаз, предчувствуя недоброе.

И одернул москвича за руку.

Прокурор-криминалист с улыбкой произнесла:

— Первый кандидат в убивцы есть… Что, продолжаем?

— Продолжаем, — кивнули разом понятые.

Грищенко записывала:

— «…повреждения на теле в области живота сразу же выше пупка… рана… около 6 см… в ране… петли кишечника…»

Пробовала открыть иноку рот, нажимала на светло-фиолетовые пятна на коже, потом перевернула его тело.

«Сильная баба».

На досках выделилось большое бурое пятно.

— «…на задней поверхности трупа в левой поясничной области рана… примерно 5 см…» — говорила то громко, то себе под нос Грищенко.

«Сквозное».

Москвич читал молитву.

Абхазец заторможенно смотрел на секундную стрелку часов на руке инока: она еще двигалась.

Следователь Мортынов вернулся и повесил шинель на кол ограды.

Подошел к коллеге:

— Здесь лежал инок Трофим… — показал на настил с пятнами. — Его унесли…

Пятна бурого цвета на звоннице, где лежал инок Трофим

Фуражка на штакетнике

Прокурор-криминалист продолжала:

— Ясненько… «На юго-западной части площадки звонницы на деревянном полу бурое пятно…».

«Много пятен».

— А вот вещдок! — Грищенко сняла со штакетника кепку: — «На заборе звонницы… висит кепка коричневого цвета из вельвета без козырька».

Покрутила.

— Изымаем… — произнесла и, словно примеряя кепку к понятым, посмотрела на непокрытые головы москвича и абхазца: — Может, из вас кто обронил…

Понятые побелели.

Протянула кепку следователю:

— Пусть по ней поработает собачка…

— Слухаю, — отрапортовал Мортынов.