Убийство в проходном дворе. Загадка Ситтафорда. Загадка Эндхауза. Смерть лорда Эджвера

— Пожалейте беднягу Гастингса, — заметил Пуаро. — Он ведь не знает, о чем мы говорим.

Она взглянула на меня тоскливыми глазами.

— Майкл Сетон, летчик, — сказала она. — Мы были помолвлены…

Глава 11 Мотив

Я был как громом поражен.

— Так вы об этом говорили? — спросил я, повернувшись к Пуаро.

— Да, mon ami. Я уже знал сегодня утром.

— Откуда? Как вы догадались? За завтраком вы вдруг сказали, что вас осенило.

— Так оно и было, mon ami. Я посмотрел на первую страницу газеты, вспомнил вчерашний разговор за обеденным столом и понял все.

Он снова повернулся к Ник.

— Так вы узнали еще вчера?

— Вчера. По радио. Я сказала, что иду звонить. Мне хотелось выслушать новость одной, когда… если… — Она судорожно глотнула. — И я услышала…

— Я понимаю, понимаю. — Он взял ее за руку.

— Это был какой-то кошмар! А тут еще эти гости… Не знаю, как я выдержала. Я была как во сне. Делала все, что полагается, а сама словно видела себя со стороны. Это было такое странное чувство…

— Да, да, я понимаю.

— Ну, а потом, когда я пошла за пледом, я вдруг не выдержала и расплакалась. Я, правда, быстро взяла себя в руки. Тут еще Мегги что-то кричала мне о своем жакете. Потом она наконец взяла мою шаль и вышла, а я немного попудрилась и подрумянилась и тоже вышла. И увидела ее мертвую…

— Я понимаю, страшное потрясение.

— Да нет, не в этом дело! Я разозлилась! Мне было жаль, что это не я! Я хотела умереть — и на тебе, осталась жить, да еще, может быть, надолго. А Майкл умер — утонул где-то в Тихом океане.

— Pouvre… enfant.

— Я не хочу, вы слышите, не хочу жить! — крикнула она вне себя.

— Я знаю… знаю. Для каждого из нас приходит время, когда смерть кажется заманчивей жизни. Но это проходит — и горе проходит, и грусть. Я понимаю, что вы сейчас не можете мне поверить. И незачем такому старику, как я, все это говорить. Пустые разговоры, все, что я говорю сейчас, — для вас пустые разговоры.

— Вы думаете, я забуду и выйду за кого-нибудь другого? Никогда!

Она сидела на кровати вся раскрасневшаяся, стиснув руки, и, право же, была необыкновенно хороша.

— Нет, что вы, — ласково ответил Пуаро. — Я ничего подобного не думаю. Вам выпало большое счастье, мадемуазель. Вас полюбил отважный человек, герой. Как вы с ним познакомились?

— В Ле Туке, в сентябре прошлого года. Почти год тому назад.

— А ваша помолвка произошла…

— Вскоре после Рождества. Но мы должны были ее скрывать.

— Почему же?

— Из-за дяди Майкла, старого сэра Мэтью. Он любил птиц и ненавидел женщин.

— Ah, се n'est pas raisonnable!

— Нет, я совсем не то хотела сказать. Просто он был большой чудак. Считал, что женщины губят мужчин. А Майкл от него во всем зависел. Сэр Мэтью страшно гордился Майклом, дал ему денег на постройку «Альбатроса» и обещал покрыть все расходы, связанные с кругосветным перелетом. Этот перелет был их самой заветной мечтой — его и Майкла. В случае удачи сэр Мэтью обещал выполнить любое его желание. И даже если бы дядюшка заартачился, это было бы не так уж страшно. Майкл стал бы… ну, чем-то вроде мировой знаменитости, и рано или поздно дядюшке пришлось бы с ним помириться.

— Да, да, понятно.

— Но Майкл сказал: если что-то станет известно раньше времени, все пропало. Нам надо было держать нашу помолвку в строжайшей тайне. И я молчала. Никому ни слова не сказала, даже Фреди.

Пуаро застонал.

— Ну что вам стоило рассказать мне?

Ник удивленно посмотрела на него.

— А зачем? Какая же здесь связь с этими таинственными покушениями? Нет, я дала Майклу слово, и я его сдержала. Но что это была за мука — все время думать, волноваться, сходить с ума! И еще удивлялись, что я стала нервная! А я ничего не могла объяснить.

— Я понимаю.

— Он ведь уже один раз пропадал. Тогда он летел в Индию над пустыней. Это было ужасно, ко потом все обошлось. Оказывается, у него что-то случилось с самолетом, ко он все уладил и полетел дальше. И я все время убеждала себя, что и на этот раз все будет так же. Все говорили, что его кет в живых, а я твердила себе, что с ним ничего не случилось. И вот вчера…

У нее оборвался голос.

— Значит, вы до вчерашнего дня надеялись?..

— Не знаю. Скорее всего просто отказывалась верить. Самое ужасное, что ни с кем нельзя было поделиться.

— Воображаю себе. И вы ни разу не проговорились, ну, скажем, мадам Райс?

— По совести говоря, иногда чуть не срывалось с языка.

— А как по-вашему, она не догадывалась?

— Едва ли. — Ник задумалась. — Она ни разу ничего такого не сказала. Иногда, правда, намекала. Насчет того, что мы с ним очень подружились, ну, словом, в этом духе.

— А вам не пришло в голову все рассказать мадам Райс после смерти дядюшки мосье Сетона? Вы знаете, что он умер на прошлой неделе?

— Знаю. Ему делали операцию или что-то в этом роде. Тогда я, очевидно, могла бы рассказать кому угодно. Но это было бы довольно некрасиво, правда? Я хочу сказать, что это могло показаться хвастовством — именно сейчас, когда газеты только и пишут что о Майкле Сетоне. Слетятся репортеры, начнут брать интервью. Дешевая шумиха. И Майклу это было бы противно.