Убийство в Рабеншлюхт

Теперь Генрих. Генрих тоже добрый человек. Но один из его заработков — не совсем честный: это изготовление оружия, наподобие старинного, которое ему заказывает граф Ерёмин. От кузнеца требуется не только мастерская работа, но и молчание о том, что коллекция графа не является подлинной. Хотя по мне так работа нашего кузнеца ничуть не хуже работы старинных мастеров. Стыдиться тут нечего.

К этому моменту рассказа священник прошел уже мимо и церкви, и своего дома, и вышел на берег реки, к деревянному мосту, через нее перекинутому. Мост был хлипкий, слабый, он совсем не смотрелся рядом со старинной мощной ровной дорогой, ведущей к селению Аасвальде на юге, в пятнадцати километрах от Рабеншлюхт. Около моста был вкопан в землю такой же старинный мильный камень. Это была местная достопримечательность. Вся деревня гордилась тем, что такой камень имеется лишь у них во всей округе. Ни в Аасвальде, ни в Дюстервалде ничего подобного не встречалось. На камне была выбита надпись, которая совсем уже стерлась, только снизу едва проступало «2 мили». Отец Иеремия присел на камень отдохнуть.

— Куда мы теперь пойдем? — спросил Иоганн, не представляя, какие планы в голове отца Иеремии.

— Нам надо пройти еще две мили по дороге, — ответил священник. — Как и написано на камне. А там — будет видно.

— Так две мили — это и будет Аасвальде! — воскликнул Иоганн. — Это целых пятнадцать километров. А потом еще столько же обратно. Дядя, вы не сможете столько пройти! Зачем нам туда? Проще взять лошадь.

— Да ведь на камне указаны не немецкие мили, — ответил священник. — а латинские. И получается не пятнадцать километров, а меньше трех. Римляне, проложившие здесь дорогу, поставили мильный камень, который как и положено, обозначал расстояние до ближайшего населенного пункта. И этим населенным пунктом был не Аасвальде, а Рабеншлюхт.

— Рабеншлюхт ведь здесь…

— А в прежние времена находился на той стороне реки. В двух римских милях отсюда. О том, что деревня переехала на другой берег в незапамятные времена, нам поведал сегодня учитель Рудольф. Как-то раньше я особо об этом и не задумывался. А теперь понял: и предки лесника, и Бауэр совершили при поисках клада одну и ту же ошибку. Они не учли, что местоположение деревни с того времени изменилось. И холм к северо-востоку от кладбища — это не от нашего деревенского кладбища, а от того, что на том берегу реки. Только от него ничего давным-давно не осталось. Я не очень надеюсь найти клад, но хочу посмотреть хотя бы на то место, которое все так долго ищут. Ну что пойдем помаленьку дальше, — предложил священник, встал с камня и, кивнув головой мадьяру, отправился дальше.

— Как я догадался, что убийца — господин Вальтер? — продолжил свой рассказ священник. — Это был нелегкий путь размышлений и рассуждений. Слишком много противоречий мне виделось во всём этом деле, слишком много лгали те, кто окружали Феликса — каждый скрывал какую-то свою правду и боялся, что она будет раскрыта. Но с Божией помощью мне удалось восстановить всю цепь событий.

Прежде всего мне попала в руки записка, написанная Феликсом Себастьяну от моего имени. До осмотра места преступления я думал только о ней. Кто ее написал? Зачем? Почему от моего имени? На последний вопрос ответить было легче всего — наверное, Себастьян поверил бы только мне — его все обижали, а священник не станет лгать. Для чего? Вероятно, чтобы выманить его из кузницы, чтобы совершить здесь убийство Феликса. Так мне в то время казалось. Но кто же мог это сделать? Только человек, который знал хорошо, что Себастьян сирота, что он страдает от того, что незаконнорожденный. И убийца был не просто жесток, но отчаянно циничен — он использовал горе невинного паренька себе на руку, а затем и подставил его самого. Короче, написать мог, кто угодно, но я исключил самого Себастьяна — он не стал бы спекулировать на своем горе. При всех этих рассуждениях я допустил одну единственную ошибку: я предположил, что автор записки и убийца — одно и то же лицо. Но в тот момент это казалось таким очевидным!

Я подумал также, что человек, написавший записку, по всей видимости, знал, что Генрих уехал. Иначе он не стал бы ее цеплять к дверной ручке. Ведь тогда ее мог прочитать сам кузнец!

У меня возникла мысль, что раз убийца знал об отсутствии Генриха, не может ли быть убийцей сам кузнец, который не хотел подставлять своего подмастерье, а, возможно, и сына, и отослал его подальше на время совершения преступления. Это, однако, мне казалось маловероятным. Зачем бы Генриху убивать кого-то на территории собственного двора? Впрочем, совсем исключать такую возможность не стоило. В любом случае, это был или кузнец, или кто-то из ближайшего его окружения, в крайнем случае, чужой, но тщательно приготовившийся. Пока что круг подозреваемых был слишком широк.