— Межуниверситетский уровень. Чемпион в первом тяжелом весе. Я был высокий для своего веса, отлично передвигался по рингу и обладал хорошим длинным ударом. Проходите, мистер Мейсон. Мне не терпелось поговорить с вами, я даже хотел просить вас остаться у себя, чтобы приехать к вам самому, когда вы звонили насчет Арлен Дюваль. Трейлер, думаю, нашелся и сейчас все в порядке?
— О да, трейлер снова у нее. И это уже в прошлом.
— Ясно. Проходите вот сюда. — Кандлер первым пошел вперед по длинному коридору. — Рассказывайте, я слушаю.
Но Мейсон не успел и начать, а Кандлер уже толковал ему о неудобствах больничных помещений.
— В учреждениях такого рода атмосфера всегда… э-э… не подберу слова, пропитана человеческими страданиями, — виноватым тоном говорил он Мейсону. — У меня здесь есть блок воздушного кондиционирования, работает автономно и поддерживает воздух постоянно свежим, но ощущение больницы все равно сохраняется, очевидно, какие-то психические миазмы оседают на стенах, на полу, потолке. Слишком много больных, слишком много несчастных. Что, не ожидали таких откровений от практикующего врача?
— Почему?
— Ну как же, врачу не полагается быть подверженным призрачным психическим влияниям. Врач обязан быть материалистом. Однако я не знаю ни одного своего коллеги, добившегося сколь-нибудь значительного успеха, который не осознавал бы того факта, что многих вещей просто-напросто в медицинских талмудах не найдешь. Садитесь, мистер Мейсон, прошу вас!..
Видно было, что доктор Кандлер одевался наспех, но это его ничуть не стесняло и не лишило того профессионального проницательного взгляда, которым он привык смотреть на своих пациентов и который сейчас, опустившись на большой стул, кинул на Мейсона.
Мейсон сказал:
— Надеюсь, доктор, моя репутация вам достаточно хорошо известна и вы понимаете, что по пустякам в такой час я бы вас тревожить не стал.
Кандлер кивнул.
— Итак, к делу. Насколько я знаю, вы были весьма дружны с Арлен Дюваль, это так?
Кандлер кивнул еще раз.
— И вы также знаете, что я представляю ее интересы.
— Представляете ее интересы? — переспросил Кандлер.
— Да. Вас это удивляет? Тогда я вас не понимаю…
— Видите ли, мистер Мейсон, если я все правильно понял — вы согласились представлять ее интересы только в том случае, если Арлен невиновна. И вы заявили, что, в случае ее виновности, не раздумывая предадите ее правосудию и получите гонорар из суммы награды, причитающейся за обнаружение пропавших денег.
— Все верно, — согласился Мейсон, и взгляд его стал жестким и холодным. — У вас есть по этому поводу возражения?
— Ни в коем случае, что вы! Это ваше право договариваться с клиентом о чем хотите. Но согласитесь, что это не то же самое, как если бы вы представляли ее интересы искренне, от всего сердца, так сказать.
— Если она невиновна — я буду защищать ее искренне и от всего сердца.
— К этому я и клоню. А предположим — вы посчитаете, что она виновна, тогда что?
— Тогда, как я ей уже ясно дал понять, я передам ее властям, а деньги все равно найду.
— Разрешите я уточню свою мысль, мистер Мейсон. Допустим — она ни в чем не виновата, но налицо определенные криминальные обстоятельства, заставляющие вас думать обратное. Выходит, тогда вы станете действовать против нее?
— Извините, доктор, но я убедительно прошу вас положиться на мое благоразумие и осторожность. Поспешных выводов я делать не собираюсь.
— Вы можете и не делать поспешных выводов, но тем не менее не исключено, что эти ваши выводы будут ложными.
— Полагаете — она невиновна?
— Головой ручаюсь.
— Могу я поинтересоваться, в каких вы с ней отношениях?
— Я ее друг, мистер Мейсон.
— Романтическая привязанность?
Доктор Кандлер почесал подбородок.
— Если я и поднялся посреди ночи с постели, то не для того, чтобы быть подвергнутым перекрестному допросу. Поверьте, что к Арлен Дюваль я испытываю самое глубокое уважение, а по отношению к ее отцу — считаю себя близким другом. Ему крупно не повезло…
— Вы думаете — он невиновен?
=- Вне всяких сомнений! — Доктор не сумел скрыть своих эмоций. — Он оказался козлом отпущения только лишь потому, что ни полиция, ни страховая компания не нашли тогда никого другого, на кого можно было бы навесить это преступление.
— Но они обнаружили у него украденные деньги!..
— Да. Так они заявили. Не забывайте, что деньги те были у него обнаружены некоторое время спустя после их пропажи. Несомненно, что лицо, совершившее данное преступление, — работник банка. Кто-то, кто имел доступ к погашенным чекам. А раз так, то почему он не мог бы завладеть на время бумажником Колтона Дювала и подсунуть ему часть исчезнувших купюр?
— Да, это идея, — сказал Мейсон.
— Конечно! — Кандлер ехидно усмехнулся. — И она должна бы была прийти вам в голову.
— Меня она посещала. Я готов к рассмотрению любой возможности.
— Я вижу.
— Знаете, доктор, почему я к вам пришел? Потому что на данном этапе я способен принять вашу точку зрения. Но у меня вопрос: Арлен Дюваль сейчас получает откуда-то деньги — откуда? Может быть, вы ей даете?
— Не я, но… другой человек.
— Кто?
— Не знаю. Но хотел бы знать.