Когда Петр привез ее из Васильковска, и Аня распрощалась с ним у подъезда, первое, что она сделала, так это разрыдалась прямо на лестничной клетке. Потом поднялась к себе в квартиру, легла на кровать и дала приказ организму — умри. Организм приказа не послушался: и сердце, и мозг, и печень с почками, работали прекрасно. Тогда Аня открыла бабусину аптечку, в надежде найти в ней горы лекарств, с помощью которых можно погрузиться в долгий, переходящий в вечный сон, но в аптечке оказалась лишь жалкая пачка активированного угля. Отшвырнув ее, Аня взяла в руки пояс от халата (того самого, с прорехой), привязала его к гардине, дернула. Гардина свалилась ей на голову, больно долбанув по глупой башке. На темени тут же вздулась огромная шишка, зато в голове прояснилось: Аня приняла решение закончить на сегодня суицидальные эксперименты и подумать, как пережить этот день. Ответ пришел незамедлительно: напиться и забыться…
Что она и сделала! Вылакала бутыль вермута почти без закуски (паршивенький бутерброд с колбасой не в счет), тут же осоловела, свалилась на кровать и отключилась. И никаких душераздирающих переживаний и кошмарных снов! Хорошее средство алкоголь, одно плохо — она им больше никогда не воспользуется, потому что даже вид красивой бутылки (вот она, родимая, валяется у ножки кровати) вызывает такое отвращение, что хоть опять беги «барана дразнить».
Аня сползла с кровати, подошла к зеркалу, взглянула на свое отражение. Ужаснулась. Так кошмарно она ни разу в жизни не выглядела, даже когда болела свинкой. Рожа опухшая, под глазами синюшные мешки, волосы дыбом (в спутанных прядях застряла обглоданная хлебная корка — вчерашняя закусь), на щеках алые пятна. Не женщина — Франкенштейн!
Налюбовавшись на свое отражение, Аня от зеркала отошла. Опять бухнулась на кровать. Задумалась. Время: десять утра, впереди целый день, планов никаких, а заняться чем-то надо, потому что если она сейчас останется валять в кровати, то депрессия одолеет ее окончательно.
Что же придумать, чтобы отвлечь себя от горьких дум? Почитать? Повязать? Прибраться? Все не то… Сходить в кино? В парк? В «Мавзолей», наконец? Она не была там с раннего детства… Представив лежащего в гробу Ильича, Аня передернулась. Смотреть еще на одного мертвеца что-то не хотелось, тащиться на Красную площадь тоже — далеко, к тому же там много милиционеров, а ее с такой рожей каждый второй будет останавливать для проверки документов.
Может, в парикмахерскую? Она давно собиралась состричь обсеченные концы. Обычно она делала это сама, не обращаясь за помощью к профессионалам — денег жалела, но сейчас у нее есть три тысячи долларов, так почему бы ни сходить в салон? Она даже знала в какой — в салон «Леди Икс». Она заприметила его, когда носилась по магазинам, тряся халявными баксами — ей очень понравилась вывеска: черная с золотым, украшенная портретом красотки в полумаске.
Наскоро умывшись, причесавшись, одевшись, сунув в сумку бабусину книжку (в метро почитать), Аня выбежала из квартиры. В кармане лежало двести рублей на стрижку, в лифчике три тысячи долларов — решила по дороге положить их в банк, чтоб не думалось.
На площадке между первым и вторым этажом ее перехватила старуха из шестьдесят второй квартиры.
— Нюрка, а я к тебе! — сообщила бабка, преграждая Ане путь. — Хорошо, что тут встретились, а то мне подниматься тяжело…
— Вам соли или спичек? — поинтересовалась Аня, она была уверена, что старуха собиралась взять у нее в долг какую-нибудь ерунду: в ее родной коммуналке соседи постоянно друг у друга что-то занимали.
— На кой мне соль? — недовольно буркнула та. — Что у меня своей нету? Я к тебе по делу…
Аня мысленно застонала, и приготовилась выслушать какую-нибудь просьбу, она знала — коль одинокая пенсионерка заговорила с тобой о деле, значит, хочет «развести» тебя на помощь себе. Интересно, что понадобилось этой?
— Слышала, у нас сараи вскрыли? — деловито осведомилась бабка, выуживая из кармана сложенный вчетверо лист.
— Нет.
— Я так и думала, — она кивнула обвязанной платком головой. — Вот я тебе сообщаю. Все семь сараев вскрыли, еще вчерашней ночью…
— Что-то украли?
— Что-то украли, — поддакнула она. — Например, у меня стыбзили коробку с елочными игрушками. А еще банку с огурцами…
— Какая жалость, — выдавила из себя Аня.
Бабка кивнула головой, соглашаясь с тем, что потеря огурцов и битых игрушек (небитые обычно хранятся дома на антресолях) большая потеря. Потом развернула свою бумаженцию и подсунула девушке под нос.
— Что это? — спросила Аня, разглядев на ней надписи, сделанные чьей-то нетвердой рукой.
— Список украденного. Мы, пострадавшие, составили. Для милиции.
— А мне с ним что делать? — растерянно спросила Аня, пробежав глазами по списку. Чего в нем только не было: и соленья, и варенья, и строй инструменты, и игрушки, и книги, имелось даже колесо от велосипеда «Салют». Одно не понятно: зачем ворам весь этой хлам понадобился?
— Иди осмотри свой сарай, глянь, что пропало… — Бабка выудила из кармана шариковую ручку. — И впиши… Потом список в милицию отнесешь.