Михаэль подумал, что дождь в ту субботу пошел около десяти, как раз когда он сидел у Хильдесхаймера. Он вспомнил ставни, открытое окно, гром с молнией — и решил, что буря в самом деле началась где-то после девяти.
— А потом? Что вы делали потом?
— Потом я ничего не делал. На следующий день я переговорил с Джо, когда он вернулся от вас, и он все мне рассказал про убийство, про свой пистолет, который я купил для него в шестьдесят седьмом, сразу после войны, когда мне было только восемнадцать лет. Вот тогда я по-настоящему занервничал. Мысль о расследовании убийства… Я уже говорил вам, что знаю, как делаются такие вещи. Я стал думать, где еще могло всплыть мое имя как пациента доктора Нейдорф.
Алон замолчал и устремил взгляд на Михаэля, который старался не выдать волнения. Это был критический момент: скажет ли Алон про бухгалтерскую контору по своей воле? Если нет, означает ли это, что все его слова были ложью?
Но Алон сказал. Сказал про квитанции, которые она скрупулезно выдавала ему, хотя и знала, что они ему ни к чему. Знала, в какой строжайшей тайне следует сохранять факт его лечения у психотерапевта, — и все же каждый раз выписывала квитанции, а он рвал их немедленно, как только выходил за порог.
— Я вспомнил, как Джо однажды мне сказал, что поменял бухгалтера и теперь обращается к фирме «Зелигман и Зелигман» по рекомендации Нейдорф.
Именно от Джо, который всегда жаловался на финансовые проблемы, он узнал, что он и его коллеги передают свои медицинские журналы и квитанционные книжки бухгалтерам.
— Я позвонил в бухгалтерскую контору и предупредил, что заеду забрать документы покойной в связи с полицейским расследованием. Девушка, которая ответила мне по телефону, сказала, что из полиции уже звонили и сказали, что заедут за папкой утром, часов в девять. Я приехал раньше, где-то минут в двадцать девятого, подписал какой-то листок и забрал папку.
Да, все детали совпадали с показаниями Змиры. Не было сомнения, что Алон совершил то, о чем сейчас рассказывал. Но не совершил ли он чего-то еще?..
— Что вы сделали после?
— Выехал из города в направлении кибуца Рамат-Рахель. Там, в поле, где еще не началась застройка, я сжег папку — то есть бумаги, что были внутри. Саму обложку я привез с собой на службу, она ведь абсолютно такая же, как и другие. И моя машина действительно заглохла — что-то с подачей бензина. Я не думал об алиби, просто так вышло. Не сильно-то это помогло, как видите.
— А потом? — настаивал Михаэль.
— Не было никакого потом; все, конец. Потом вы привезли меня на допрос, я нервничал, но клянусь, больше ничего не делал. Я думал, все позади. По правде говоря, я вообще об этом не думал — мои мысли были о докторе Нейдорф, я думал, как теперь справлюсь без нее. Она взяла и умерла посреди нашей работы, вся грязь вылезла наружу, и вот теперь надо бы ее убрать, да некому. Скажите, как вы думаете, удастся сохранить все в секрете?
— В секрете от кого? — спросил Михаэль, доставая новую сигарету. Было без четверти пять утра, все его тело молило о сне.
— От всех, наверное. От армии, прессы, моей жены — от всех.
— Арест был произведен с согласия главнокомандующего. Мы сообщили ему все только в общих чертах, но он, безусловно, потребует разъяснений, и вряд ли возможно будет ему отказать. Кроме того, некоторые факты придется прояснить у вашей супруги. Высшие чины в полиции тоже поставлены в известность, — ответил Михаэль и пожал плечами, в точности как Хильдесхаймер.
— Короче, мне конец, — горько заключил Алон.
— Вовсе нет, — сухо сказал Михаэль. — Вы просто не сможете продолжать армейскую карьеру, и не из-за посещений психотерапевта, а потому, что вы нарушили закон — совершили проникновение со взломом, уничтожили улики, незаконно представились полицейским. Мы не так-то легко спускаем подобные вещи. А правда в том, что вы сами не уверены, что подходите на должность начальника штаба или главнокомандующего. Я могу лишь попытаться сделать так, чтобы вся история не попала в газеты, — и не потому, что хочу защитить вас, а потому, что мне небезразлична репутация армии и военной администрации. Тем временем, пока не будет сделана точная реконструкция правонарушения и проведен тест на детекторе лжи, вы остаетесь под стражей. Сорок восемь часов еще не окончились. Если вы будете вести себя абсолютно лояльно — и только тогда, — мы поговорим о том, что можно для вас сделать.
Алон уронил голову и спрятал лицо в ладонях; долгое время царило молчание. Михаэль подавил приступ жалости и напомнил себе, как маялся Эли Бахар в банках, как терзался он сам. Это всколыхнуло в нем злость, но он пересилил и ее, вновь взглянул на часы и сказал Алону, что необходимо проверить его алиби на момент убийства.
— Следующие несколько часов с вами проведет инспектор Эли Бахар. Захотите поспать — скажете ему. У него нет никакого намерения вас мучить, во всяком случае, пока вы с нами сотрудничаете, — добавил Михаэль, поднимаясь. Ноги его не держали, в глаза будто песку насыпали. Он вышел из комнаты, и его место занял Эли, которого разбудила Цилла.