— Садитесь, доктор Толкер.
Он сделал движение в ее сторону. Кэйхилл подняла оружие и наставила его в грудь доктору.
— Я сказала: садитесь.
— Вы что, с цепи сорвались? Вы же сумасшедшая.
— В вас профессионал заговорил.
— Послушайте, мне…
Кэйхилл кивком головы указала на кожаное кресло. Толкер уселся в него. Она устроилась напротив, закинула ногу на ногу и не сводила с него глаз. Толкер держался спокойно, однако Коллетт чувствовала, что ему не по себе, и это ей нравилось.
— Так я слушаю вас, — сказала она. — Начните с самого начала, ничего не упуская. Расскажите мне все про Барри, про то, как она стала вашей пациенткой, как вы гипнотизировали ее, управляли ею, привлекли к работе на ЦРУ, а после… я скажу это… а после убили ее.
— Вы с ума сошли.
— Опять тот же профессиональный диагноз. Начинайте! — Она подняла револьвер, подкрепляя им свои слова.
— Вы все знаете, потому как я все вам рассказал. Барри была пациенткой. Я ее лечил. Мы стали любовниками. Я предложил ей поработать курьером в ЦРУ. Она охотно и, должен заметить, с большим рвением согласилась. Перевозила материалы в Будапешт: то, что получала от меня. Что это было, я сам не знал. То есть я вручал ей портфель,
— Почему я должна верить?
— Потому что…
— Когда Барри в последний раз отправилась в Венгрию, какие бы сведения она ни везла с собой, везла она их не в портфеле. Сообщение было у нее в мозгу, потому что вы его туда запихнули.
— Минуточку, это ж…
— Это правда, доктор Толкер. Не я одна ее знаю. Общеизвестный факт. Во всяком случае — теперь.
— Что с того? Это предусматривалось программой.
— Что говорилось в сообщении?
— Этого я вам сказать не могу.
— Думаю, будет лучше, если скажете.
Толкер встал.
— А я думаю, будет лучше, если вы уберетесь отсюда вон.
Коллетт указала на пакет, полученный от Верна:
— Знаете, что в нем?
У него достало сил на иронию:
— Ваши мемуары. «Из жизни разведчика-нелегала».
Кэйхилл иронию не приняла.
— Один мой знакомый провел расследование по программам, в которых вы замешаны. Здорово поработал! Хотите кусочек?
— Вы Верна Уитли имеете в виду?
— Точно.
— По нему пучина плачет.
— Верн сильный пловец.
— Не при таком прибое. Сделайте милость. Я знаю все о нем и о вас. Дурной вкус, Коллетт, для агента разведки спать с писателем.
— Переживу. Верн знает (а потому и я знаю), что вы запрограммировали Барри, чтобы она заявила, будто Эрик Эдвардс, тот, что с БВО, двойной агент. Правильно?
К удивлению Кэйхилл, Толкер не стал отпираться. Напротив, подтвердил:
— Это соответствует истине.
— Нет, не соответствует! Это вы двойной агент, доктор.
Обвинения и весомость пакета (несмотря на то, что ни она, ни он не знали, что в нем) обрубили разговор. Толкер прервал молчание, спросив вежливо и даже участливо:
— Выпить хотите, Коллетт?
Она не могла удержаться от улыбки.
— Нет.
— Коку? Беленькую?
— Вы омерзительны.
— Просто стараюсь быть обходительным. Барри всегда радовала моя обходительность.
— Избавьте меня от этого.
— Хотите провести несколько минут в интимной обстановке с нашей усопшей подругой?
— Что?!
— Она у меня на кассете. Не очень-то хочется выставлять себя перед вами, потому как, естественно, я тоже на пленку попал. Но так уж и быть.
— Нет уж, спасибо. — Коллетт сказала неправду. Голос выдал ее подлинные желания.
Толкер сделал именно то, что требовалось: слова не сказав, взял да уселся, откинувшись на спинку кресла, закинул ногу на ногу, сложил руки на коленях и ухмыльнулся.
— Что за кассета? Когда ее гипнотизировали?
— Нет-нет, ничего терапевтического. Это было бы непрофессионально с моей стороны. Кассета, о коей я веду речь, более
— Когда она была… с вами?
— Когда она была очень даже со мной, прямо здесь, в этом кабинете, после работы.
— И вы это снимали?
— Да. Нас я тоже снимаю.
Голова Кэйхилл дернулась влево и вправо: она пыталась определить, где в кабинете запрятана камера.
— Во-он там, — как бы между прочим сказал Толкер, указывая в дальний угол кабинета.
— Барри знала?
— Так посмотрим?
— Нет, мне…
Толкер подошел к стеллажам, где хранились сотни видеокассет, — все аккуратно расставлены и надписаны. Выбрал из коллекции одну, присел возле видеомагнитофона, подключенного к видеомонитору с 30-дюймовым экраном, вставил кассету, нажал на кнопки — и экран ожил.
Коллетт отвернула голову так, что за происходящим на экране могла наблюдать только искоса: так дети делают, когда хотят избежать неприятных сцен в каком-нибудь фильме-ужастике, а все ж боятся пропустить их. Толкер сел обратно в кресло и напыщенно произнес:
— Вы пришли сюда, требуя ответов. Смотрите внимательно. На экране полно ответов.