Убийство в «Восточном экспрессе». Убийство на поле для гольфа

— Где! Вот тут мы и сталкиваемся с самым загадочным обстоятельством этого дела. Мосье Рено лежал ничком возле вырытой могилы.

— Что?

— Да, возле свежевырытой могилы, в нескольких ярдах от живой изгороди, окружающей виллу.

— И он был мертв... Когда же наступила смерть?

На этот вопрос ответил доктор Дюран:

— Я осмотрел тело сегодня утром, в десять часов. Смерть наступила, должно быть, не менее чем семь, а то и десять часов назад.

— Гм! Значит, между полуночью и тремя часами ночи.

— Совершенно верно. Судя по словам мадам Рено, это случилось после двух часов ночи, что еще более суживает временной интервал. Смерть, должно быть, была мгновенной. Версия самоубийства, естественно, отпадает.

Пуаро кивнул, и комиссар снова заговорил:

— Насмерть перепуганные служанки развязали мадам Рено. Она была ужасно слаба, почти без сознания от боли, которую причинили ей веревки. Как выяснилось, двое незнакомцев в масках ворвались в спальню, засунули ей в рот кляп и связали, а мосье Рено силой куда-то увели. Все это нам с ее слов передали слуги. Узнав о смерти мужа, мадам Рено испытала сильнейшее нервное потрясение. Доктор Дюран, прибыв на место происшествия, сразу дал ей успокоительное, и мы были лишены возможности допросить ее. Будем надеяться, что сон подкрепит ее, она придет в себя и сможет вынести такое тяжкое испытание, как допрос.

Комиссар помолчал.

— Кто еще живет в доме?

— Старуха Франсуаза, экономка, она служила здесь еще у прежних владельцев виллы «Женевьева». Затем две молодые девушки — сестры Дениз и Леони Улар. Родители их, весьма почтенные люди, живут в Мерлинвиле, у них там дом. Кроме того, есть еще шофер, которого мосье Рено привез из Англии, но он сейчас в отпуске. Ну, и, наконец, сама мадам Рено и ее сын, мосье Жак Рено. Он в отъезде.

Пуаро наклонил голову. Мосье Отэ громко позвал:

— Маршо!

Появился полицейский.

— Позовите сюда Франсуазу.

Полицейский взял под козырек и удалился, но тут же вернулся в сопровождении испуганной Франсуазы.

— Ваше имя Франсуаза Аррише?

— Да, мосье.

— Давно ли вы служите на вилле «Женевьева»?

— Одиннадцать лет, сначала у мадам виконтессы[60], а потом, когда она этой весной продала виллу, я согласилась остаться здесь и служу теперь господину английскому милорду. Кто бы мог подумать...

Следователь перебил ее:

— Конечно, конечно. А теперь, Франсуаза, скажите мне, кто обычно запирает на ночь парадную дверь?

— Я, мосье. Всегда сама проверяю.

— И вчера вечером тоже?

— Да, я заперла ее, как обычно.

— Вы уверены?

— Клянусь всеми святыми, мосье.

— В котором часу это было?

— Как всегда, мосье, в половине одиннадцатого.

— А где были все остальные в это время? Они что, уже легли спать?

— Мадам уже ушла к себе, Дениз и Леони поднялись наверх со мною вместе, а мосье все еще сидел у себя в кабинете.

— Значит, если кто-нибудь и мог отпереть дверь, так только сам мосье Рено?

Франсуаза пожала своими широкими плечами.

— Да разве стал бы он отпирать ее? Ведь того и гляди влезут воры или убийцы! Хорошенькое дело! Мосье не сумасшедший, чтобы отпирать дверь. Вот разве что когда он провожал даму...

— Даму? Какую даму? — нетерпеливо перебил ее следователь.

— Ну как какую? Даму, которая к нему приходила.

— Значит, у него вчера была дама?

— Ну да, мосье, и не только вчера, она часто приходила.

— Кто она? Вы ее знаете?

Франсуаза бросила на него хитрый взгляд.

— Откуда мне знать? — буркнула она. — Ведь не я ее вчера впускала.

— Ах так! — рявкнул следователь и стукнул кулаком по столу. — Шутить с полицией вздумали, да? Сию минуту назовите мне имя женщины, которая приходила к мосье Рено по вечерам!

— Полиция... полиция, — проворчала Франсуаза. — Вот уж не думала, что придется иметь дело с полицией. Да ладно, знаю я, кто она. Это мадам Добрэй.

Комиссар ахнул от неожиданности и даже подался вперед, всем своим видом выражая крайнее изумление.

— Мадам Добрэй? Вилла «Маргерит», что тут рядом?

— А я что говорю. Очень даже приятная дамочка.

Старуха презрительно вскинула голову.

— Мадам Добрэй, — бормотал комиссар. — Просто немыслимо!

— Voila, — проворчала Франсуаза. — Вот и говори вам после этого правду.

— Да нет, что вы, — поспешил ее успокоить следователь. — Нас просто удивило ваше сообщение, вот и все. Мадам Добрэй и мосье Рено, они что же, э-э?.. — Тут он деликатно замялся. — А? Наверное, так и было?

— Откуда мне знать? Впрочем, что ж тут удивительного? Мосье ведь был milord anglais — tres riche[61] а мадам Добрэй, она еле концы с концами сводила, но tres chic[62], хотя они с дочерью живут очень скромно. Но меня не проведешь, это женщина с прошлым! Теперь она, правда, уже в летах, но, mа foi[63], еще хоть куда! Сама не раз видела, как мужчины на нее заглядываются. А в последнее время она — все в городе это заметили — в расходах не стесняется, видно, денежки-то завелись. А ведь было время, каждую копейку считали.

Франсуаза тряхнула головой с видом совершенной уверенности в своей правоте.

Мосье Отэ в задумчивости поглаживал бородку.

— А мадам Рено, — заговорил он наконец, — как она относилась к этой... дружбе?

Франсуаза пожала плечами.