Убийство в заброшенном подземелье

Он протянул коробку Скаю. Волшебник брезгливо глянул на вещицы покойных девушек, хранившиеся в грязной комнате Олкиндера, но все-таки решился и поднес коробку к носу. Как ни странно, въедливый запах красок и скипидара почти выветрился. Коробка пахла древесиной, лавандой, лимонником и какими-то еще знакомыми травками, назвать которые Скай пока не смог бы. В одном он был уверен точно: в шкафу Олкиндера пахло совсем иначе. Он передал коробку Данну. Дознаватель тоже понюхал.

– Что-то знакомое, но точно не скажу, что, – согласился он. – Но ведь коробка была плотно закрыта – может, поэтому и не провоняла?

– За долгие-долгие годы? – не поверил Скай. – Она должна была проскипидариться насквозь. И, кстати, она даже снаружи очень чистая. Никаких брызг краски, пятен, отпечатков грязных рук. А Олкиндер за чистотой не следил.

– А я не знаю этот запах, – признался Пит, возвращая коробку Нику. – Какие-то травки, но вроде бы незнакомые.

– Это травяная смесь от насекомых, – сказал Ник. – Но не самая распространенная. И я уверен, что совсем недавно уже чуял именно этот запах.

– В галерее? – предположил Данн.

– Нет, где-то в другом месте. Совсем не связанном с расследованием.

Ник виновато развел руками.

– Вспомню – скажу. Но на картины можно бы и снова посмотреть. Вдруг все-таки я что-то плохо запомнил?

На том и сошлись. Данн запер кабинетик, и они отправились в подвал. По пути дознаватель заглянул в другой кабинет, вызвал оттуда давешнего высокого бледного волшебника и отправил в Академию за кем-нибудь, способным опознать Олкиндера.

По пути Скай спохватился:

– Кстати, Данн, а по поводу семьи Ниара что-нибудь узнали?

Дознаватель уставился на волшебника с недоумением.

– Ниар… Ниар… а, это же тот парень, который обвинил тебя в отравлении своего приятеля, Линта? При чем тут он?

Скай, Пит и Ник многозначительно переглянулись.

– Я сказал господину Риссу, – пояснил волшебник, – что подвал, в котором нашли картины, вроде как принадлежал раньше прадеду Ниара. Господин Рисс обещал проверить, что там к чему.

Данн только руками развел.

В подвале Гильдии все оставалось точно так же, как и в прошлый раз. Скучал в коридоре охранник, мерцали светильники. Безмолвно рвались с картин призраки.

– Что с ними станет? – спросил Скай.

– Будем искать родственников, – пожал плечами Данн. – Кого опознают, тех можно будет упокоить. Сейчас, если Рисс решит объявить, что убийца установлен и мертв, дело перестанет быть секретным, можно будет привлекать общественность.

– А как же старые картины? Их ведь могут и не опознать, – спросил Ник.

– Не знаю, – вздохнул дознаватель. – Это будет решать начальство. И мое, и ваше. По мне – так лучше бы просто отпустить их всем скопом. Как-то это неправильно – продлевать их страдание, по сути, ради нашего любопытства. Ни у кого из старых призраков уже не осталось тех, кто лично мог их помнить и искать, что страшного в том, что мы не выясним их имена? Но начальство может решить иначе. Запечатывать призраков в предметы все еще не запрещено.

– Почему? – поинтересовался Ник.

– С этим вышла обычная дурацкая история, – объяснил Данн. – Запечатывание как техника появилось раньше, чем Изгнание. То есть для того, чтобы призрака упокоить, нужно сперва освободить его от связи с местом или человеком, к которому он привязался сам. Ну там, место смерти или любимая девушка…

– Знаю, – прервал Ник.

С призраками и их привычками у травника была долгая история отношений.

– При запечатывании в предмет связь со всем остальным рвется сама, и призрак перестает досаждать живым. Отлично же, правда? – невесело усмехнулся Данн, косясь на картины, будто его слова могли кого-то там обидеть. – До гуманности по отношению к немертвым волшебники дошли совсем недавно, от запечатывания повсеместно отказались, как только додумались до правильного способа окончательно упокоить привидение. Из чисто практических соображений: из предмета призрак может вырваться или быть выпущен. И тогда он, озверев в заточении, становится напрочь безумен и очень злобен.

– Так и почему же такую плохую для всех штуку не запретили? – переспросил Ник.

– Потому, что любые поправки в Кодекс – это долгие-долгие споры бородатых старцев, – пояснил Скай. – И затевать их ради и так не применяющейся техники никому не захотелось. У нас в Кодексе и прямого запрета на каннибализм нет, между прочим. Потому что убийство и так запрещено, а жрать покойника, умершего своей смертью, вменяемому человеку в голову не придет.

– А невменяемому? – передернулся Ник.

– А невменяемого в любом случае надо изолировать от общества и лечить, – ответил Данн. – Так что все предусмотрено.

– Не все, – хмуро сказал Ник. – Как же всякие там, хм… особые обстоятельства? Когда кто-то вынужден?

– В том-то и дело, – вздохнул Данн, – что если кто-то был вынужден жрать человечину, чтобы выжить, то он и сам потом из-за этого страдает. За что его еще и наказывать? Давайте-ка делать то, зачем мы сюда пришли, и убираться, а то мне тут не по себе.