— Пока едем, расскажи-ка, что там по поводу подвала и семьи Ниара?
— Линт сказал, что обхаживать именно эту часть катакомб кладоискатели решили потому, что Ниар считал, что где-то там его прадед спрятал нажитые предками богатства.
— Думаешь, этот прадед и рисовал старые картины? — нахмурился Ник.
— Видимо, да.
— А Ниар? Чего он гоняется за нами, как безумный? — продолжал допытываться травник.
— Какая-то одержимость в нем определенно имеется, — кивнул Скай. — Но тринадцать лет назад ему было лет пять. К тому же он ведь только искал прадедов клад, а не нашел его. Так что призрак прадеда не мог в него вселиться.
— А в кого-то другого? В его отца? Или, может, у него дядя есть, старший брат или еще какой родич, интересующийся наследием прадеда?
— Надо разузнать, — подвел итог Пит. — Я порасспрашиваю на сей счет кое-кого. Но на комнату пропавшего художника посмотреть все равно нужно.
Никто спорить не стал.
Доходные дома в Медном квартале сначала не произвели на волшебника должного впечатления: просто два больших серых дома в пять этажей каждый, в меру украшенные к празднику разноцветными флажками.
Однако чем ближе подъезжал к ним экипаж, тем больше странностей становилось заметно: цветные флажки в большинстве своем оказались вовсе не флажками, а всевозможными предметами — от совершенно нормальных по зимнему времени мешков с едой, вывешенных за окно для хранения, и зачем-то сушащихся на морозе рубашек — до флюгеров, пиратского флага и пестрого муляжа головы цумерского дракона. Голова была здоровенная и угрожающе свисала с четвертого этажа прямо над крыльцом, да еще и криво. Оставалось только надеяться, что сделана она из чего-то не тяжелого: козырек над крыльцом прочным совсем не выглядел.
Занавески в окнах виднелись самые разнообразные, в одном из окон Скай разглядел несколько слоев рыболовной сети, в другом — гирлянды бумажных цветов, в третьем за не мытыми много лет стеклами виднелась кирпичная кладка с крошечной бойницей напротив форточки.
На перилах крыльца восседал оркестр из трех студентов. Один дергал струны цумерской лютни, второй заунывно свистел в круглую лиссейскую свистульку, третий отстукивал рваный ритм на даракском шаманском бубне. Звучало дико, но что-то похожее на гармонию странным образом выходило.
Волшебник с помощником выбрались из экипажа.
— Я за углом подожду, ваше мажество, — сказал кучер. — Лошадке музыка не по нраву.
Лошадь и впрямь прядала ушами, недовольно фыркала и беспокойно переступала копытами, того и гляди — решит спасаться бегством. Скай кивнул Питу, покосился на драконью голову и выставил защиту — на всякий случай. Пострадать, если эта дурацкая штука свалится, будет намного глупее, чем чуток перестраховаться. Передавая саквояж вспомнившему об обязанностях помощнику, волшебник растянул защиту и на него. Силы, чтобы защищать двоих, у Ская хватало, но концентрировать внимание сразу на двух контурах было по-прежнему непросто.
— Подскажите, где живет мастер Олкиндер? — спросил Скай у музыкантов.
Парень с лютней, не прекращая мучить струны, ответил:
— На первом этаже налево, дверь по правой стороне почти в самом в конце коридора, та, на которой рожа намалевана. Только его там нету.
— Зато переодетый стражник есть, — весело добавил парень с бубном и выбил из своего инструмента что-то похожее на военный марш.
— А что случилось? — поинтересовался волшебник.
— Не знаем, — пожал плечами лютнист. — Наверное, старинными картинами незаконно приторговывал. Тут суровые дядьки уйму полотен в рамах повытаскали. А потом еще ходили, спрашивали, кто еще видел, как тут картины носят.
Вся троица музыкантов дружно заржала.
Скай посмотрел на них вопросительно. Лютнист объяснил:
— Ну это же дом художников! Тут каждый второй подрабатывает кто портретиками, кто уроками, да еще порой работы какие-то для Академии дома делаем, потом туда отвозим. Картины туда-сюда носят все, кому не лень.
— А кому лень — тех отчисляют! — весело добавил парень с бубном и выстучал тревожную дробь.
Скай поблагодарил музыкантов и потянул высокую дверь. Та отворилась неожиданно легко, впуская волшебника в узкий темный коридор: тусклый светильник под потолком скорее подчеркивал, чем разгонял темноту. Лесенка в пять ступенек выводила на квадратную площадку, от которой вправо и влево вели длинные коридоры.
На площадке стоял обтянутый налысо вытертым бархатом диван и два разномастных стула. Стены были разрисованы на манер шелковых обоев, популярных в богатых домах, только каждая полоса была своего цвета и вдобавок расписана мелкими рисунками и надписями, от признаний в любви до угроз и непристойностей.