Убийство Вампира Завоевателя

Я неловко сдвинулась с места, внезапно осознав свое положение на коленях Атриуса. Мне нужно было придвинуться к нему, чтобы стабилизировать свое положение — я могла потерять осознание своего тела, когда делала это, поэтому мне нужно было убедиться, что я не собираюсь просто позволить себе рухнуть на пол. Я положила вторую руку ему на грудь, рядом с первой.

— Не дай мне упасть, — пробормотала я и, не успев толком подумать о том, как его руки обхватили мои бедра, бросилась на нити.

Я ограничила свое сознание только им и этой штукой, пожирающей его заживо внутри, и тянулась все глубже, и глубже, и глубже в нити. Все остальное отступило, превратившись в далекий серый туман. Для человека, находящегося в присутствии врага, я была дико открыта, но здесь требовалась полная сосредоточенность. Он был так далеко внутри, что с каждым вздохом мне приходилось продвигаться чуть дальше, словно пытаясь идти против жестокого ветра бури, прикрывая лицо руками.

С каждым шагом я все дальше погружалась во тьму.

Проклятие находилось глубоко внутри Атриуса — рядом с его сердцем, его душой. Оно хищно пожирало все нити его жизненной силы, превращаясь в спутанную, гниющую массу, стянутую, словно сжатый кулак.

Я ничего не могла поделать с гниением. Это была магия, куда более совершенная, чем моя. Но спутанные нити…

Я потянулась к его нитям и ухватилась за одну.

Я невольно вздохнула, когда меня пронзил прилив ужаса. Он был сырым и нежным, как детский страх. На мгновение я замерла, борясь с ним — с тем, что он напоминал мне о моем собственном детском страхе, принадлежавшем той версии себя, которую я давно оставила позади.

Продолжай.

Я удержалась и продолжила. Медленно я распутывал нити. Некоторые из них были безвозвратно утеряны, поглощенные этим существом внутри него, но другие можно было извлечь, если делать это осторожно и бережно.

С каждой освобожденной нитью в голове мелькали образы. Лица — множество мертвых лиц, черная кровь стекает с их губ и скапливается в безглазых глазницах.

Холод. Мышцы на ногах, кричащие от напряжения после долгого похода. Ты смотришь вверх, и небо кажется таким близким, ближе, чем ты когда-либо думал, что оно может быть.

Еще одна нить. Я осторожно освободила ее.

Глаза Ньяксии — это небо, градиент заката, который не меняется вместе с ее лицом. Ее красота ошеломляет, от нее захватывает дух, она причиняет боль, словно смотришь на то, что тебе не суждено увидеть.

Боль пульсировала в задней части моего черепа, в моей магии, в моей душе. Мои собственные нити переплетались с нитями Атриуса, работая так глубоко. Мне было труднее сосредоточиться. Мне было труднее удерживать нити, когда я все ближе подбирался к сердцевине проклятия.

И все же я работала.

Другая нить.

Ты падаешь на колени в снег. Ты ничего не чувствуешь от холода.

Еще одна.

Голова в твоих руках, глаза все еще открыты, серебристо-янтарные, смотрят мимо тебя.

Резкий всплеск боли, настолько сильный, что заглушил все остальное. Я застыла, мое тело напряглось.

Я потеряла контроль над нитями.

В далеком мире мое тело упало.

Я едва успела прийти в себя, как грубые руки подхватили меня, но неуклюже, перепутав конечности с моими. В следующее мгновение я поняла, что мы с Атриусом вместе лежим на полу, сгорбившись в мехах. Я потянулась к нему, и моя рука инстинктивно снова нашла его грудь, прямо над сердцем. Его дыхание стало тяжелым. Боль, излучаемая его внутренним присутствием, все еще пульсировала в моем собственном.

Ему было так немыслимо больно. Как кто-то может существовать в таком состоянии? Судя по всему, он делал это уже очень давно. Это была старая боль, вытравленная глубоко в нем, за стенами, которые он возводил годами, чтобы удержать ее внутри.

Он начал приподниматься на локтях и помогать мне, но прежде чем он успел это сделать, я перекатилась на колени и толкнула его обратно вниз.

— Что… — начал он.

— Шшш, — сказала я, мягко толкая его обратно на меха, и мои ладони снова прижались к его груди.

Я потянулась к его нитям. На этот раз я нежно погладила их — я уже сделала все, что могла, освободившись от его проклятия, но это было нечто иное.

Нет, как я уже говорила Атриусу, я не была целительницей. Но я умела успокаивать — хотя обычно для гораздо менее благотворных целей, чем эта.

Атриус застыл. Его веки затрепетали, но он каждые несколько секунд отдергивал их. У него не было сил воздвигнуть ментальную стену против меня, но он все равно пытался.

Я скользнула одной рукой по его руке и провела большим пальцем по успокаивающему кругу.

— Не сопротивляйся, — прошептала я.