— Он военачальник. Все с ним знакомы. — Я слабо улыбнулась Атриусу, надеясь, что это очаровательная улыбка. — Вот почему тебе очень повезло, что у тебя есть местный проводник.
Он выглядел неубежденным.
— Хм… — Затем он поднялся. — Встретимся за два часа до рассвета, сегодня вечером. Мне нужно, чтобы ты провидела это.
Я снова потерла грудь. Она яростно горела. Эти проклятые апельсины.
— Хорошо, — задохнулась я, вставая.
Он посмотрел на меня.
— Что с тобой?
— Ничего.
— Ты странно себя ведешь. — Он сделал паузу, а потом добавил: — Страннее, чем обычно.
Ткачиха, черт бы его побрал.
— Скажи своим людям, чтобы перестали кормить меня ведрами апельсинов, — огрызнулась я, направляясь к двери. — Это вредно для пищеварения. Может быть, протеин! Протеин был бы кстати!
Я оставила его стоять на месте и поспешила в свою палатку, пока он не успел меня остановить.
Позже тем же вечером мне принесли великолепно зажаренного перепела.
— Он хочет увидеть тебя после того, как ты закончишь есть, — сказал мне Эреккус.
Перепелка была очень вкусной, но почему-то каждый кусочек был похож на пепел.
Мы с Атриусом молча вышли за пределы лагеря, шли по песчаным равнинам, пока не добрались до небольшого пруда. Мы не разговаривали, только Атриус спросил:
— Перепелка была вкуснее апельсинов?
На что я слишком коротко ответил:
— Да.
Но в груди у меня все еще горело. Боги, помогите мне.
После этого он больше ничего не сказал. Мы молча рисовали символы вместе. Я поймала кролика и сделала кровопускание. Я шептала молитвы Ткачихе, а он прислонился к стволу мертвого дерева и наблюдал.
— Васай, — сказал он, когда я уселась со скрещенными ногами на песок. — Я намерена скоро отправиться в путь. Любая информация будет…
— Я знаю.
Мой голос был напряженным. Я пожалела о своем тоне, как только слова слетели с моих губ. Я не знала, что со мной сегодня не так. Я показывала все то, что не должна была.
Ночь была сырой и туманной. Туман прилипал к моей коже, не отличимый от блеска пота. Жар костра лизал кончик моего носа.
При наличии зрения пламя было бы слишком ярким, чтобы я могла разглядеть труп кролика, плоть которого таяла в пламени лиз за лизом. Но нити позволили мне прекрасно разглядеть его. Открытые глаза кролика стекали по щекам, как разбитые яйца.
— У тебя учащенное сердцебиение, — сказал Атриус.
Я стиснула зубы. Внезапно я понял, почему он был так краток со мной в первую ночь, когда я помогала ему. Неприятно, когда кто-то видит в тебе что-то без твоего разрешения.
— Я сосредотачиваюсь, — пробормотала я.
Обычно начинать прогулку по Нитям было все равно что входить в озеро — шаг за шагом, позволяя воде принимать тебя с каждым шагом.
Сегодня же я словно коснулась воды пальцами ног и замерла.
Мышцы напряглись. Сердцебиение участилось еще на один удар.
Я стиснула зубы. Я не входила в это Хождение по Нитям плавно.
Я прыгнула в нее, словно с обрыва, и рухнула в воду внизу.
ГЛАВА 21
Вода была кровавой.
Я тонула в ней. Я задыхалась, и кровь скапливалась в моих легких и горела в груди. Удар моего тела о жидкость причинил боль, камень ударился о плоть. Нити расплывались мимо меня.
Я падала.
Падала мимо них.
Падаю в это море крови.
Я вовремя выставила руки.
Боль пронзила ладони, но я едва успела ухватиться за нить, как на меня обрушилась лавина давления. Мне потребовались все мои силы, чтобы подняться, пока нить разъедала мои ладони.
Голова раскалывалась от крови. Я задыхалась и вытирала с лица кровь — или пытался это сделать, пока мои ладони кровоточили, рассеченные острой как бритва нитью.
Но это было трудно сделать здесь, в мире, охваченном хаосом. Непреодолимое ощущение…
Я пошла.
Каждый шаг давался с трудом, сложно, словно борясь с суровым ветром. Туман становился все гуще. Кровь вокруг моих ног поднималась с медленной неизбежностью наступающего прилива. Ужас в моем сердце тоже нарастал, удар за ударом, шаг за шагом.
Ее слова были далекими, неосязаемыми, словно набор звуков ветра.
Возможно, ты не хочешь видеть.
Ткачиха не верила мне. Я и сама себе не верила.
Но туман поредел, обнажив силуэты странных, изломанных форм: сначала далекие плоские серые, а потом…
Тела.
Все они были телами. Тела, скрученные и сломанные до неузнаваемости. Тела, насаженные на колья или разбросанные между разрушенными зданиями. Тела сгорели, как кролик, которого я принесла в жертву для Хождения по Нити: глаза бегают, кожа содрана.
Я пошатнулась на нити, едва не упав. Страх бился в моих жилах, как барабан.