Убийца

Куликов бросил на стол свою шляпу, сел на кресло около преддиванного стола и рукой пригласил сесть своего спутника. Это был один из рабочих завода Петухова, принятый на службу самим Куликовым, некто Петр Ильин. Сухой, желтый, с узкими косыми глазами, он имел жалкий вид бродяги и производил отталкивающее впечатление. Но Иван Степанович был, очевидно, другого мнения о своем госте; он посмотрел на него и ласково заговорил. Впрочем, «ласка» на лице Куликова выражалась одними искривлениями линии рта и глаз, самое лицо оставалось таким же нагло-циничным и с тем же выражением жестокости.

– Петр, ты ведь приятель с кухаркой Петухова?

– Приятель, – осклабился тот и стал мять в руках картуз.

– Ты хочешь заработать триста рублей?

– Кто же, Иван Степанович, не хочет… Я человек, сами изволите знать, бедный… Очен-но даже хочу!..

– Отлично, так слушай… Мой тесть все хворает… По старой вере он ни за что не принимает никаких лекарств. А мне необходимо дать ему лекарство, чтобы он поправился… Понимаешь? Но только дать надо так, чтобы никто, никто этого не знал…

– Понимаем-с!

– Слушай дальше. Старик пьет после обеда квас. Кроме его, никто квасу не пьет. Надо в бутылку квасу, которую ему понесут после обеда, положить порошок, который я дам… Но как положить? Бутылку откупоривают в столовой… Значит, ты положить не можешь, так мы устроим вот как: в тот день, когда нужно будет дать порошек, я сам приготовлю бутылку квасу, передам ее тебе, и ты должен на кухне переменить бутылку, то есть подсунуть ту, которую я тебе дам… Бутылки будут совершенно одинаковые, только на горлышке я сделаю метку: повяжу красную нитку… Метку только мы с тобой будем знать… Сумеешь ты переменить бутылки, получишь триста рублей; не сумеешь – мы придумаем другой способ…

– Сумею, Иван Степанович, чего тут не суметь! Пустяки! Премного вам благодарен!..

– Это еще не все. Мне нужно, чтобы ты через кухарку следил за всем, что делается в доме тестя, и сейчас же мне передавал… На заводе тоже присматривайся и прислушивайся и сейчас беги ко мне, как только узнаешь что-нибудь новое… К вам Степанова опять назначают управляющим…

– Слышали, Иван Степанович, у нас поговаривали, что вы совсем покинете дом тестя… Не поладили с супругой видно…

– Пустое все говорят… Я хлопочу теперь только, чтобы тесть поправился хорошенько, и поеду потом с женой за границу.

– Т-а-ак, вишь какой вы добрый человек. Тесть обидел вас, от завода отстранил, а вы заботитесь о здравии его, бережете…

– Нельзя старика не уважить! Надо потешить! Так, значит, ты понимаешь мое поручение и исполнишь его в точности?

– Беспременно…

– Пуще всего смотри, не уходит ли куда жена, к ней не приходит ли кто. Постарайся узнавать, что они между собой говорят, что задумывают.

– Понимаем-с, понимаем.

– Если меня не будет дома, я тебе буду оставлять адрес, где я. Сейчас беги и дай знать. Вот тебе пока на расходы.

Куликов дал ему пачку мелких кредиток:

– Премного вами благодарны, Иван Степанович. Заслужу.

– Ты, разумеется, понимаешь, что все, что мы сейчас говорили, должно с нами помереть! Не вздумай виду подать кухарке или кому из товарищей!

– Что вы, что вы, Иван Степанович, не маленький ведь я.

– Хорошо. Ну, отправляйся. Сегодня я весь день буду дома, а вечером уеду в «салошку». Если что, ты туда прибеги, я накажу, чтобы тебя прямо провели ко мне в кабинет. Ты знаешь, где «салошка»?

– Знаю-с. Мигом явлюсь!

– Ну, ладно, ступай.

Гость низко поклонился, и Куликов сам проводил его и запер дверь.

Он остался один. На душе у него было легко и радостно. Наконец-то, дело идет на лад, и скоро, скоро он будет иметь давно уже неиспытанное удовольствие. Он налюбуется на предсмертные корчи старика, а после… после заставит свою милую женушку прыгать под плетью, как резиновый мячик от удара ладони. Ха-ха-ха! Довольно уж ей благодушествовать с папенькой. Пора и меня потешить! Черт знает, как я извелся! Заскучал я совсем без своей Гани! Просто хоть пса доставай для плети, ха-ха-ха!

Он прошелся по квартире.

– Надо, однако, дела привести несколько в порядок, – произнес он громко. – Хоть я не сомневаюсь нисколько в успехе, однако… Осторожность не мешает.